Гарун смерил взглядом нового, неожиданно красноречивого оратора.
— Ты кто — профессиональный толмач?
— Переводчик по необходимости.
— Давно среди «сасанидов»
[55]?
— Больше не считаю себя их членом. Хотя свой позор ношу с честью.
— Что же, вор, если по-прежнему жаждешь обогатиться, позволь заверить, я всегда плачу щедро. Тебе даже не снилось такое богатство. Только лучше ничего не требуй. Несмотря ни на какие пророчества, я пока не вижу оснований поручать столь важную миссию шайке ни на что не годных моряков.
— Как я понял, царицу увезли не по морю?
Гарун нахмурился, гадая, не слишком ли много сказал.
— Тебе знать не полагается, — осторожно парировал он, — пока не докажешь, что чего-нибудь стоишь.
— Каждый стоящий сейчас пред твоими очами отлично справляется на земле и на море. Я, к примеру, влезаю на стены, как муха.
— С одной рукой?
— С одной рукой медленнее, но меня это не останавливает.
— Профессиональный прием?
— Унаследованный, о повелитель.
— А другие?
Юсуф поспешил воспользоваться шансом.
— Таук, которого ты видишь, сильнейший из четверых, попал под греческий огонь, пережил нападение леопарда. Маруф, несмотря на увечье, обладает орлиным взглядом, носорожьим рогом и лбом, пробивающим камни. Даниил отличается проворством пантеры, умением задерживать дыхание дольше черепахи. Наш капитан Касым хитрее крысы и зорче морской чайки.
— Настоящий зверинец.
— Вдобавок, о повелитель, нам посчастливилось принять в свои ряды Зилла, с которым халиф уже познакомился, рассказчика, досконально знающего Шехерезаду. А в конце шеренги стоит Исхак, величайший мастер хитрости и маскировки.
Гарун вновь покосился на бритоголового, который как бы заледенел, напрягшись всем телом.
— Мы все, — продолжал Юсуф, — искусны и дееспособны. И все к твоим услугам, готовые сделать все, что прикажешь. За соответствующее вознаграждение.
— Для вора язык у тебя золотой, — усмехнулся Гарун.
— Это лишь один из моих сокровенных талантов, о, повелитель.
Гарун еще раз оглядел выстроившуюся в ряд семерку, нелепо, но, как ни странно, удачно потешную… одобрительно кивавшего монаха… благоразумно молчавшего ибн-Шаака, тайно праздновавшего победу… и прочих — лицемерных дворецких, тупоголовых охранников, услужливого писца… — и выразительно вздохнул. По его мнению, он хорошо справился с ролью — кроме сомнений, никто ничего не заподозрил, — хотя все-таки при всех стараниях не приблизился к решению. Он вовсе не из тех, кто медлит употребить свою власть, но сложность стоявшей перед ним задачи и щекотливые обстоятельства позволяли, к счастью, проявить нерешительность. Гарун оглянулся на дворецкого, собравшегося бежать в Академию Мудрости, и почти виновато тряхнул головой.
— Забудем об аль-Набахте, — приказал халиф. — Направляйся прямо во дворец Сулеймана. Пригласи сюда царя Шахрияра, его дело — принимать решение.
Царь далекого Астрифана принял приглашение Халифа с опаской, потом пришел в замешательство, затем возликовал и наконец удалился в ужасе и смятении. Подходя к Большому аудиенц-залу, он вдруг обнаружил, что похож на старых осыпавшихся скульптурных драконов, фланкирующих врата Царского города: его кости скрипят, в позвонках защемляются нервные окончания, по бокам из подмышек текут длинные струйки пота. Шахрияр задохнулся в прохладном просторном дворце, охваченный от волнения жаром. Царь не знал, какие новости его поджидают, но предвидел новые осложнения, вопросы, которые потребуют мгновенного анализа и решения, и он поспешил стереть с лица всякие признаки страха.
— Пусть царь посмотрит на этих мужчин, — холодно предложил халиф после его прибытия, оглядывая семерых арестованных: не без усилия, ибо не выносил безобразия.
Шахрияр вообразил наихудшее перед ним какие-то сообщники Хамида, которые что-то подслушали и готовы его погубить.
— Мне их рекомендуют в качестве курьеров, готовых доставить выкуп за царицу, — продолжал Гарун презрительным тоном.
Царь Шахрияр опять недоверчиво присмотрелся.
— Их?.. — Похожи на нищих или на моряков, выброшенных штормом на берег.
— Так мне было сказано.
— Это курьеры?
Гарун кивнул с преувеличенной серьезностью.
Царь Шахрияр заморгал, ничего не понимая. Загадка, сон или осуществление самой безумной надежды?..
— Кто же их так уверенно рекомендует? — прохрипел он.
— Весьма авторитетная личность, — с подчеркнутой иронией ответил халиф. — По крайней мере так мне было сказано.
Седовласый монах шагнул вперед, привлекая внимание царя.
— Там написано!.. — неразборчиво зашлепал он побелевшими как мрамор губами, глядя на супруга сказительницы и серьезно размахивая руками. — Семь… семеро… священная семерка…
Царь Шахрияр, слегка задохнувшись, вновь оглядел шеренгу мужчин. Все равно, не похожи они на курьеров. Какой-то мистик, какое-то чудовище…
— Это моряки, — сообщил Гарун. — На суше абсолютно не ориентируются. Их только что из тюрьмы выпустили. Однако присутствующий здесь монах утверждает, будто нам их послала судьба.
…горбун… скелет…
— Предлагаю царю лично расспросить их, — добавил халиф.
…вор, мальчишка, циклоп…
— Да, конечно… — рассеянно пробормотал Шахрияр, перед широко открытыми глазами которого уже прокручивались многочисленные варианты, ибо происходящее действительно казалось волей провидения, как бы нарочно отвечающей его желаниям: семеро моряков, неспособных даже выход из дворца найти, не говоря уж о том, чтобы доставить выкуп в тайное укрытие.
— Если царь желает их испытать, это можно устроить, — предложил Гарун. — Только прошу чрезмерных надежд не питать.
…и Шахрияр вдруг не сумел сдержаться: необходимо сейчас же дать официальное одобрение, пока чего-нибудь не случилось, пока кто-нибудь не высказался против, пока они чего-нибудь не натворили или, как призраки, не растаяли в воздухе. Надо хватать бесценный подарок, пока не улетучился.
— Да-да… — взволнованно пробормотал он, — да… не надо… я верю…
— Царь верит, что это они самые? — прищурился Гарун.
Шахрияр подтвердил, надеясь, что не чересчур энергично.
— Они самые, да, вижу…
— Даже не побеседовав с ними?..
Шахрияр лихорадочно закивал:
