Он перебил ее. Голос внезапно стал вкрадчивым, нежным, окутывая ее ласковыми теплыми волнами, так что щеки Ив невольно вспыхнули.
— Ив, крошка, давай встретимся. Скажи «да», пожалуйста. Я истосковался по тебе. Поверь, детка, я чертовски старался, но так и не смог забыть тебя. Конечно, я поступаю, как последний трус, поскольку говорю об этом по телефону, но боюсь услышать отказ. Я очень прошу тебя снова стать моей девушкой.
Ив прижала трубку к уху и прикрыла глаза. Руки тряслись крупной дрожью. Он просит ее о свидании, хочет, чтобы они опять стали встречаться. О, есть Бог на свете!
— Дэвид, — с трудом прошептала она и, судорожно сглотнув, выдавила: — Будь ты проклят, Дэвид! Тебе нужно было непременно застать меня врасплох! И как раз в тот момент, когда я начала отвыкать от тебя! После всего, что ты наговорил, а главное, подумал обо мне! Дэвид, не знаю, что и сказать!
— Скажи, что поужинаешь со мной сегодня! Ты даже не представляешь, как мне хочется снова увидеться с тобой, беби, и как мне тебя недоставало! Лайза тоже ничего не забыла. Каждый раз, когда я приезжаю навестить детишек, она расспрашивает о тебе.
— Негодяй! Подлая крыса! Отлично знаешь, чем меня можно взять. Мне не следовало бы говорить с тобой.
В душе оба знали, что она сопротивляется для виду, и в конце концов Ив, разумеется, пообещала встретиться с ним после натурных съемок, которые были назначены на сегодня.
— Только дай мне время, чтобы снять макияж и переодеться, — предупредила Ив, хорошо помня, что Дэвид терпеть не мог, когда на ней было слишком много косметики.
Повесив трубку, Дэвид в который раз задался вопросом, зачем вообще позвонил ей. Чистый инстинкт, настоящее… неужели слабоволие? Ведь он сотни раз клялся ей и себе, что между ними все кончено. И лгал, беззастенчиво лгал. Она по-прежнему ему нужна, что бы он себе ни воображал. В отличие от Глории или тех телок, с кем он последнее время встречался, Ив была истинной женщиной. Любящей, искренней, самоотверженной и мягкой. И не требовала у него душу в обмен на разрешение затащить ее в постель, никогда не снисходила до него и была готова ко всему. Глория способна кого угодно превратить в евнуха и стремится поглотить тебя целиком, как удав — кролика. Пусть лезет на стенку, узнав, что он запросто может вернуть Ив. Кстати, интересно будет понаблюдать, как она станет исходить ядом.
Лишь при одной мысли об Ив и сегодняшнем свидании Дэвида охватило желание. Глория — настоящая динамистка, развратная тварь, а Ив так восхитительно неистова в постели, что кажется, будто ты единственный мужчина в ее жизни. Поэтому Дэвид так взбесился, узрев ее в объятиях этого толсторожего ухмылявшегося плейбоя. Но потом, остыв, призадумался.
Дэвид, нахмурившись, шагнул к плите, главному украшению и гордости его крохотной кухоньки, и налил себе чашку кофе — четвертую за утро. Теперь, узнав получше Глорию, он не исключает, что ей вполне по силам устроить и не такой спектакль, только бы затащить его в койку. И возможно, неуклюжие попытки Ив что-то объяснить и вымолить прощение были вполне искренними и все, что произошло, — действительно недоразумение.
— Я люблю тебя, Дэвид, — всхлипывала она. — Неужели это для тебя пустой звук? Думаешь, я стала бы ползать перед тобой, забыв гордость, если бы была такой дешевкой и шлюхой, какой ты меня считаешь?
Но тогда он и слушать ничего не желал. Видеть ее не мог. Позже, стоя у окна спальни Глории и наблюдая, как этот козел, с которым переспала Ив, увозит ее домой, Дэвид уверился в своей правоте. Ив ничем не отличается от других, хищных, лживых потаскух. Притворяется невинным птенчиком, чтобы заманить его, поймать в капкан и заставить жениться, а потом изменять направо и налево, с кем ни попадя.
Но сейчас… Дэвид утратил былую уверенность. И знал лишь одно — он хочет Ив. Боже, как хочет! Ив, обнаженная, в постели с ним, отдыхает после бурных ласк. И капли пота, выступившие на золотистой коже, совсем как на этой чертовой фотографии. Ее крики в минуту наивысшего наслаждения, его имя, срывающееся с ее губ, признания в любви. После соития с Ив он никогда не ощущал брезгливого омерзения, как после ненасытной дряни Глории. Ну и дьявол с ней. Сегодня он будет трахать Ив. Снова и снова. Всю ночь напролет.
Ничто не доставляло Дэвиду большего удовольствия, чем занятия любовью. Пожалуй, такой же кайф он ловил от тщательной проработки очередного процесса, подготовки идеально составленных документов, в которых при всем желании нельзя было найти ни единой ошибки. Как были правы родители, воспитав его в убеждении, что рассудок должен управлять чувствами, а не наоборот. Да, эмоции — штука неплохая, но разум куда важнее. Только рассудительный, умеющий все взвесить человек может добиться успеха.
С самого детства, все те годы, когда он оставался единственным ребенком в семье, его учили быть сильным и владеть собой. Мужчина обязан иметь рациональный ум, сдерживать порывы, чтобы не зайти слишком далеко по опасному пути. Нельзя давать волю страстям и, прежде чем бросаться вперед очертя голову, необходимо все хорошенько обдумать.
Дэвид унаследовал также здоровое честолюбие и чувство ответственности по отношению к младшим детям, которые появились на свет, когда родители были уже немолоды. Казалось, они словно предвидели свою близкую гибель. Умерли вместе, как были неразлучны при жизни. Дэвид никогда не мог представить мать с отцом врозь, в его воспоминаниях они были единым целым.
Еще подростком Дэвид понял, что по природе он человек страстный и неукротимо-чувственный. Уже тогда женщины были без ума от его привлекательного лица и атлетической фигуры. На втором курсе высшей школы он встретил Ди, официантку в дешевой кафешке, куда часто забегали школьники, чтобы съесть гамбургер, и позволил ей совратить себя. Его сверстники не упускали случая появиться в кафе и поглазеть на недоступную Ди и даже заключали пари, кому первому удастся залезть ей в трусики. Девушка отшучивалась, кокетничала, играючи отшивала сопливых ухажеров, но Дэвид то и дело ловил на себе ее изучающий зазывный взгляд.
Ди стала первой женщиной, которой посчастливилось погреться у огня, пылавшего в сердце внешне невозмутимого, вежливого юноши. Ди была ненамного старше Дэвида, но не успела окончить высшую школу, потому что родила ребенка неизвестно от кого. Пришлось пойти работать, чтобы кормить себя и малыша. Зато в постели ей не было равных, пусть даже она имела несчастье совершать в реальной жизни одну ошибку за другой.
Дэвид никогда не хвастался своими отношениями с Ди перед приятелями; она знала об этом и была благодарна настолько, что не захотела порвать с ним, даже узнав, что тот изменяет ей с другими. Дэвид вполне устраивал ее как любовник, а она, в свою очередь, отдавалась ему самозабвенно, с безоглядной раскованностью, которой так недоставало его остальным подружкам. Они продолжали встречаться, пока не настала пора уезжать в университет; кроме того, он без огласки и шума успел поиметь самых красивых и сексапильных девчонок в школе.
К тому времени как Дэвид закончил учебу и начал работать по выбранной специальности, он понял, насколько легко можно получить от женщины все что угодно, не связывая себя при этом никакими обещаниями. Он не собирался ограничиваться одной, ему были нужны все. Дэвид наслаждался женщинами, их телами, ласками, теплом, но больше всего — почти наркотической зависимостью от него, упивался с таким сладострастием, что порой презирал себя за это. И все-таки стремился получить неограниченную власть над ними. Он сам не понимал этой двойственности своей натуры. С одной стороны — серьезный, преуспевающий молодой человек, надежный и скромный, от которого интуитивно ждут добрых и благородных поступков. Но другая, скрытая от посторонних грань характера обличала в нем ненасытного сластолюбца, развратника, который не может обойтись без женщин и беззастенчиво их использует.
