Кто после бурно проведенной встречи (с друзьями или любимой) не вылавливал татем в ночи из остывшего борща куски мяса с зависшими на них морковными кружками, капустной канителью и спичечными брусочками картошки и свеклы, кто не залезал кощунственной пятерней в глубины и недра семейной кастрюли, тот, пожалуй, не может с уверенностью утверждать «остановись, мгновенье, ты прекрасно!» — ему просто еще нечего останавливать.
Борщ по-кишиневски отличается от всех остальных тем, что все овощи рубятся до такой мельчайности, чтобы не свисать с ложки, но главное — овощи закладываются в самом конце, для сохранности витаминов и вкуса. Немного сырые, они несут летнюю свежесть даже зимой. Зелень и раздавленный чеснок кладутся прямо в кастрюлю, сразу после того, как вы выключили огонь. Кишиневский борщ — еврейского происхождения, а евреи, как известно, очень беспокоятся о здоровье, независимо от его наличия или отсутствия. Советский вариант борща по-кишиневски — борщ из говяжьей тушенки. И ничего…
Волжане разваривают все овощи до состояния лапши. Им это нравится — пусть они это и едят. Бурачник (свекольник) — летний борщ из молодой свеклы, включая сочные граненые стебли ботвы до зелени. В бурачнике все молодо — и картошка, и морковка, и разная петрушка. Темно-малиновый, прозрачный, бурачник заправляется сывороткой из-под простокваши после того, как отстоится в леднике до щемящей холодности. Ботвинья — нечто среднее между окрошкой и бурачником. Нарезанный салат (можно и мясной) заливается холодным свекольным бульоном. Ее тоже можно заправлять сывороткой из-под простокваши, а можно и сметаной. В бурачнике гуща — не самое важное, в ботвинье от гущи ложка стоит. Но и то и другое — освежает. Надо также заметить, что ботвинья почему-то стала торжественным блюдом, украшающим праздничные столы в летний период.
Тюря
Тюря — размоченный в молоке, воде или квасе черный или белый хлеб, иногда сухари или хлебные крошки, собираемые скаредной или очень бедной хозяйкой с послеобеденного стола. Для придания хоть какого-нибудь вкуса тюрю либо подсаливают, либо подсахаривают. Часто тюрю из воды забеливают молоком. В пустые щи также иногда добавляется тюря — чтоб в них хоть что-нибудь плавало или затуманивало прозрачное дно. Современная западная тюря называется порридж или сереалсы — злаковые и крупяные хлопья, разводимые в молоке, как правило сильно снятом и обезжиренном до обрата. Тюря обладает минимальной калорийностью и весьма полезна для пищеварения. Переход детей от молочно-грудного питания к общему столу на первом году жизни непременно проходит через разного рода тюри (гречневые, пшеничные, овсяные, рисовые и тому подобное), называемые молочными смесями с фирменными названиями и просто так. С гастрономической точки зрения тюря в современном рационе стоит ближе к лекарствам, чем к продуктам питания. По весне, когда горит план по надоям, телят обманывают теплой тюрей вместо молока.
Речь, разумеется, идет не о новорожденных телятах, которым все-таки положено молозиво. Разновидность тюри — затируха: мучная суспензия слабой концентрации на молоке, воде или на смеси молока с водой. Особый вид тюри, зозникший в недрах тюрем и лагерей, — размоченный в водке черный хлеб. Четвертинка водки и полбуханки черняшки способны свалить достаточно крепкого мужика.
Тюря пошла от древнего хлёбова — жидкого хлеба, которым питались наши далекие предки на жидких полянах укромных лесных речек. То хлёбово пошло одним рукавом в тюрю, другим — в пиво, квас и окрошку.
— И почему я такая несчастная? Вчера принесла платье из химчистки, а пятно так до конца и не вывели. Еще когда на истфаке училась, мне все говорили: «Софа, ты такая красивая, у тебя такой папа, ты-то замуж быстро выскочишь!», а я только в двадцать семь лет — и за кого? Женя так и провел всю жизнь рохлей, лучше б я за Марика вышла. Мама мне всегда: «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок!», а у Жени — язва. У нас дома мама от плиты не отходила, только в ванную, для стирки, вы понимаете? И в магазин, конечно. Папа завкафедрой работал, с утра до ночи, а то и по ночам, а мама — но ней весь дом держался. Все всегда блестит, все всегда выстирано-выглажено, все всегда готово и горячее.
А когда я своей семьей стала жить, ну ничего не успевала: по магазинам — три часа отдай очередям, обед приготовить — три часа, не меньше. Посуду помыть — на час, стирка — день. глажка — еще два дня, вы понимаете? Все помою, протру, а все равно — кок чего упустишь, так у него то гастрит, то колики, то несет всю ночь. Котлеты делаю — чесноку ни-ни, чтоб луком не пахло — три раза на мясорубке перекручу, мясо — только рыночная телятина, чтоб воды добавлять в фарш? — только молоко, никогда на сковородке не жарила, только паровые.
Вообще-то он способный, ему все говорили, надо было сразу после кандидатской докторскую защищать. Он в институте истории мирового пролетариата работал, вы понимаете? Тема самая диссертабельная — «Международный опыт социалистического соревнования в странах-членах СЭВ в период между XXVI и XXVII съездами КПСС». Пятилетку бы только поменял да материал обновил — и был бы доктор исторических наук. Ph. D. (history), а теперь ему даже кандидатскую не засчитали. Он хоть и был пару раз парторгом, да какой из него коммунист? Разве настоящие коммунисты такие? Он не то что узкоколейку построить или расстрелять кого — гвоздя в стену за всю жизнь не вбил, тараканов на давал морить, не кусаются, мол, и не пачкают ничего, не за что их, мол, не при Гитлере-Сталине живем, вы понимаете?
И совсем какой-то непробивной: квартиру кооперативную — мой папа нам сделал, заграницу—дальше Венгрии-Болгарии так и не съездили ни разу, на машину семь лет в очереди отстояли, а что толку? Одно только — в дачный кооператив попал, да у них весь институт в тот кооператив попал, даже самые ленивые. И ссуду всем дали, и построились все вместе. Все с этим Дороховым с ума посходили, а я не понимаю, что в нем такого хорошего? На электричке с Белорусского ехать — больше часа, да там пешком по лесу — полчаса, да до вокзала в Москве—два с половиной часа в один конец получается! И зачем? Комаров кормить? Траву из морковки выдергивать? Не понимаю я этого. Ни ванной. Ни нормального туалета. Помыть, постирать — воду на себе таскать надо. Зачем? Вы понимаете?
А у меня с работой — лучше не вспоминать. Я сколько лет проработала — а все старший научный сотрудник, тут этот. Смирнов пришел, без году неделя, только кандидатскую защитил — и ноте вам: завсектором, прошу любить и жаловать. Мои статьи по два года лежали — его сразу печатали, только напишет — и буквально через полгода, и за границей его статьи печатали, хотя ничего там особенного нет, знаем мы, как это делается и почему одних печатают, а других нет. Официально, конечно, никакого антисемитизма не было, но на овощную базу меня почему-то чаще других посылали, путевки бесплатные — либо в мае, либо (вы понимаете?) в октябре: конечно, я понимаю, что у других дети, но почему именно мне а мае, потому что я еврейка?
Диссертация у меня была на стыке научного атеизма и западноевропейской истории — кому нужны эти стыки? Папинхороший знакомый (мой папа спас его тем, что за год до борьбы с космополитами не дал рекомендации в партию, а когда Сталин умер, то дал, ну, вы поняли?), был завкафедрой научного атеизма, и потому у меня получилась такая тема — «Исторические особенности и закономерности католического папства как идеологического оружия господствующих классов в Западной Европе». Тема, конечно, очень актуальная и с научной новизной, но очень скучная: представляете, за тысячу девятьсот лет сменился двести шестьдесят один папа, их же всех надо как-то периодизировать, типологизировать, а тут папин хороший знакомый возьми и помри на первом году аспирантуры, так у меня ничего и не вышло.
