– Сомневаюсь, что найдутся столь сладкоречивые шпионы, – улыбнулась женщина.
– Мы не шпионы, мистрис Парлебон, – вмешался я. – Мы странники, и мы заблудились. Сильно заблудились. Мы знаем, где находимся, но не знаем больше ничего. Я не знаю, как мы сюда попали, куда идем и как добраться куда бы то ни было. А еще я не знаю, как нас примут, когда мы придем, и когда это может случиться. Честно говоря, я даже не знаю, почему мы оказались здесь. Мы совершенно потерялись.
Мистрис Парлебон рассмеялась. Полосатая кошка выскользнула из полуокрытой двери и побежала по снегу. Калеб воткнул вилы в снег и наклонился, чтобы подозвать животное. Он щелкал пальцами, чтобы привлечь внимание кошки. Кошка подошла, и он стал гладить ее.
– Калеб, если эти люди кажутся тебе шпионами, ты должен был бы следить за ними, а не играть с котенком. – Женщина повернулась к нам. – Как ваши имена?
– Я – Джон Дреймен. – Я назвался так, как меня записали в рудокопы в Чагфорде. – А это мой брат Уильям.
– Вы голодны? Верно?
Женщина смотрела на нас с Уильямом. Я был страшно голоден, но понимал: признайся я в этом – и она сочтет нас нищими попрошайками. Поэтому я покачал головой.
– Мы страшно голодны, – признался Уильям. – Я сейчас лошадь съел бы.
Мистрис Парлебон обратилась к крестьянину.
– Калеб, не волнуйся из-за этих людей. Возвращайся к работе. – Она повернулась к нам. – Входите и обогрейтесь у камина в холле. Мы – добрые протестанты и с радостью разделим с вами наш обед.
Входя, я коснулся поврежденной резьбы на портике. Мистрис Парлебон заметила мой интерес.
– Арку повредили солдаты короля, проходившие здесь после битвы при Блэкэтон-Мид.
– Из пищали?! – удивился я.
– Ну да. Точнее, из мушкета.
Я внимательно присмотрелся к поврежденному камню. Если бы у нас было достаточно времени, я мог бы восстановить резьбу. Но на это ушел бы целый день, а то и больше. Гранит – камень сложный, он слишком легко крошится.
Мы с Уильямом вошли в дом. Внутренняя дверь состояла из множества толстых дубовых плашек. Дверь закрывалась на мощный засов. Это показалось мне странным: тот, кто хотел проникнуть в дом, легко мог сделать это через большие застекленные окна. Но при этом входная дверь казалась неприступной.
Пройдя через темный коридор, мы оказались в большом зале с каменным полом и стенами, отделанными дубовыми панелями. В дальнем конце пылал большой камин – в комнате было очень тепло. Я слышал, как потрескивают поленья. Рядом с камином стояла большая скамья – человека на три – с высокой спинкой, чтобы сохранять тепло. Прямо перед нами стоял длинный стол, покрытый белой скатертью. По обе его стороны мы увидели скамьи, а в торцах – кресла. Стол был накрыт на шестерых – шесть салфеток, шесть серебряных ложек и шесть серебряных тарелок. А еще четыре стеклянных кубка!
– Подождите здесь, – сказала мистрис Парлебон. – Я схожу за Карнсли и попрошу его позаботиться о вас.
Мы с Уильямом огляделись. На окнах висели зеленые бархатные занавеси. В одном углу стоял расписной столик с глубокой выемкой – словно гроб на деревянных ножках. На нем стояла бело-голубая посуда исключительного качества – в наши времена так демонстрировали серебряную утварь. На стене напротив окна мы увидели несколько картин в позолоченных рамах. На одной была изображена битва: множество солдат в доспехах и лошадей. На другой я увидел мужчину, положившего руку на стол, накрытый черной тканью. Мужчина явно был богат. Длинные его волосы были откинуты назад, открывая высокий лоб. Плечи туники явно были чем-то подбиты, но талия была узкой, поэтому грудь гордо выпячивалась вперед. Бедра прикрывала короткая юбка из расшитой ткани. Штаны были украшены теми же узорами в тех же цветах. На икрах красовались белоснежные чулки и черные туфли с серебряными пряжками. С пояса свисали ножны очень узкого меча с богатым эфесом.
Уильям коснулся струн музыкального инструмента, висевшего на стене. По форме инструмент напоминал каплю с шестью струнами и грифом.
– Как ты думаешь, какую музыку они сейчас играют? – сказал я, подходя к нему, бросая свою дорожную суму на скамью возле камина и протягивая руки к огню.
– Наверное, веселую, – ответил брат. – У хозяина этого дома есть все, о чем можно желать: стеклянные окна, камин, подушки, картины, музыка, еда, серебряная посуда – и красивая жена.
– Она сказала, что идет война.
– Похоже, война ее не слишком беспокоит.
Послышались шаги, и в дверях появилась мистрис Парлебон с молодым, темноволосым слугой.
– Карнсли поможет вам переодеться в сухое, – сказала она. – А потом он приведет вас в холл на ланч.
– Ланч – это обед? – поинтересовался Уильям.
– Именно. Повар сказал, что сегодня у нас будет пирог с олениной и овощами.
Мой рот наполнился слюной при одном упоминании об оленине, царском мясе, которое могли позволить себе только очень богатые.
– Это настоящий рай! Я остался бы здесь навсегда! – прошептал Уильям.
– Я думал, тебе больше нет дела до рая, – ответил я, следуя за Карнсли.
– Я передумал, когда увидел, каким он может быть.
Карнсли был высоким молодым парнем, лет шестнадцати. Он повел нас по лестнице, равной которой я никогда в жизни не видел ни в одном доме. Лестница была из резного дерева, с балюстрадой и поручнями. Она шла вокруг большого квадратного проема, куда проникал свет из окон.
Карнсли провел нас по коридору к деревянной двери и впустил в комнату с белыми стенами. Над камином находился резной фриз с изображением охотников с собаками, преследующими оленя. Напротив камина стояла широкая кровать под балдахином. Деревянные шесты изображали полуодетых женщин под странными деревьями экзотических стран. На кровати лежал пухлый матрас и груда подушек. Около двух стен стояли сундуки. Но мое внимание привлек предмет на столе, справа от камина. Свет от окна играл на нем. Я остановился и подошел ближе. Нагнувшись, я заметил, что свет исчез, а на стекле появилось изображение. Я смотрел на худое лицо – свое лицо! – а оно смотрело на меня.
Изумленный, я отвернулся. Потом посмотрел снова и понял, что это отражение – но не обычное, расплывчатое отражение, как в луже или на воде. Отражение было очень четким – я видел самого себя во плоти и крови!
– Уильям, посмотри!
Я взял странный предмет в руки и снова посмотрел на свое лицо. Желтое, изможденное… Я видел морщины вокруг глаз, шрамы и отметины на щеках, грязные уши, щетину на подбородке… Я видел длинные, грязные, темные волосы. Это мои волосы. Я повернул стекло и посмотрел на себя сбоку. Нос мой оказался совсем не таким, каким я его себе представлял. Но больше всего меня поразили глаза.
– Ты не настолько красив, чтобы так долго себя рассматривать, – бесцеремонно заявил Уильям и отобрал у меня стекло. Осмотрев себя со всех сторон, он обратился к Карнсли: – А это стекло никогда не лжет?
