– Нет, – ответил парень, изумленный нашим поведением. – Это зеркало. В нем отражается все, что находится перед ним.
– Ты хочешь сказать, что оно всегда говорит правду? – подозрительно спросил Уильям.
– Да, только наоборот. Если ты закроешь левый глаз, то в отражении закрытым будет правый.
Уильям тут же это проверил. И уставился на себя.
– Значит, вот что видят другие, когда смотрят на меня…
Я отобрал у него зеркало и повернул его так, чтобы видеть лицо Уильяма.
Уильям указал на зеркало, а мне показалось, что он указывает на меня.
– Только подумай, – сказал он, – сколько людей жило, не подозревая, какими их видит мир. Даже Иисус не знал, как он выглядит на самом деле.
Карнсли поднял один сундук и поставил его на другой.
– Мистрис велела показать вам это.
Он открыл крышку. Внутри лежала одежда – кипы одежды!
Я неверяще смотрел на эту одежду – Господь внял моим молитвам!
– Нам нужно сначала помыться, прежде чем надеть такую красивую одежду.
– Это старье, – пренебрежительно ответил Карнсли. – Мистеру Парлебону это больше не нужно. Не думаю, что он захочет, чтобы вы это вернули.
– Но мне хотелось бы помыться…
Уильям кивнул.
– Если уж мы собираемся в рай, то нельзя тащить туда свою грязь.
Карнсли кивнул.
– Я принесу вам воды.
Я начал рассматривать одежду из сундука. Памятуя картину из холла, я выбрал пару красновато-коричневых штанов и белые чулки, а также плотно облегающую тунику того же красновато-коричневого оттенка. Мне впервые довелось надевать одежду с застежками впереди. Я порылся в суме, нашел наименее грязную рубашку и, хотя она была влажной, решил, что она подойдет, а высохнет прямо на мне. Обувь моя не подходила к новому костюму, и я принялся искать что-то другое. Нашел я пару черных ботинок, но под пяткой у них были большие клинья, и я почти не мог в них ходить – а уж убежать точно не получилось бы, поэтому я предпочел остаться в старой обуви на плоской подошве.
Уильям все еще рассматривал себя в зеркале.
– Как ты думаешь, почему мистрис Парлебон была так добра к нам?
– Может быть, она питает слабость к бородатым мужчинам?
– Ну честно, Джон…
– Может быть, таким богатым людям просто не на что тратить деньги – только на добрые дела?
– Ты сам-то в это веришь?
Я пожал плечами.
– Мы уже третий день проводим в другом времени – и сегодня самый странный день. Если бы я спросил тебя: «Ты за короля?», ты ответил бы: «Разумеется». А если бы ты спросил меня, подчиняюсь ли я законам, принятым парламентом, я ответил бы то же самое, ибо парламент управляет от имени короля. Но теперь законодатели и король дерутся друг с другом. Я не знаю, что из этого выйдет.
Карнсли принес нам медный таз с водой. За ним шел второй слуга с тазом, над которым поднимался пар. На руке он нес несколько белых льняных полотенец. Слуга поклонился, приветствуя нас. Оба таза поставили на стол, где прежде стояло зеркало.
– Холодная вода для мытья, – пояснил Карнсли, – а горячая для головы. – Рядом с тазами он поставил глиняный кувшин и два гребня из слоновой кости. – Вот щелок, гребни и полотенца. Обед подадут через полчаса.
Когда слуги ушли, Уильям отставил зеркало. Он выбрал ярко-красную тунику, приложил ее к груди и снова взял зеркало.
– Этот цвет мне идет?
– С каких пор это тебя волнует?
– Бьюсь об заклад, на том, кто носил это последним, не было ни одной вши.
– У всех есть вши. Так всегда было и всегда будет. Людям всегда нужна одежда и обувь, сон, вода и еда. А вшам всегда нужны люди.
Я разделся, помылся и прополоскал волосы в горячей воде.
– Возьми щелок, – посоветовал Уильям.
– И что с ним делать?
– Втирай в кожу на голове. Щелок убьет блох и вшей и смоет грязь. А потом ты сможешь все вычесать.
– Откуда ты это знаешь?
– В наше время я знавал женщин, которые очень заботились о свои волосах.
От щелока кожу защипало. Я наклонился над тазом, но вода потекла по шее. Да уж, мыть голову нелегко. Но еще хуже стало, когда я поднял голову: вода попала мне в глаза, вызвав страшную боль. Я принялся тереть их руками.
Уильям расчесывал волосы перед зеркалом, распутывая колтуны.
– Как думаешь, мистрис Парлебон это понравится?
– О чем ты говоришь?
– Ну, поцелует она меня или нет?
– Она – замужняя женщина!
– Но она же женщина! Если бы ты отвлек ее мужа, я смог бы за ней поухаживать. Ты же не откажешь человеку в последней просьбе? Твоему брату, между прочим, который тебе все прощал.
– Уильям, ты, конечно, мой брат, но иногда ты – сам дьявол. Ну почему ты не можешь оставить женщин в покое? Особенно замужних – и особенно хозяйку этого дома. Не забывай, ты же вот-вот встретишься со своим Создателем!
– Жестоко с твоей стороны, Джон. Ты – человек праведный и честный. Я это знаю. Но ты должен пожалеть меня. В твоей жизни столько радостей, мне же приходится довольствоваться малым. Моя жизнь – стремительная река одиночества. Женщины – это камни, по которым я перехожу эту реку.
– Так они нужны тебе для этого? Чтобы не чувствовать себя одиноким? А ты не можешь обойтись… ну, хотя бы разговором с ними?
– Это все равно что обойтись тестом, не попробовав начинки. Такому, как я, нужно чувствовать. Чувство – вот истинный смысл жизни! Мы доверяем глазам и ушам, но когда хотим постичь что-то в полной мере, мы протягиваем руку, чтобы потрогать.
– Она замужем, и этим все сказано. Ты ей не нужен.
– Никогда еще не встречал женщины, которая говорила бы только «нет».
– Врешь!
– Нет, это правда. Я хочу любить всех женщин, и многие женщины хотят быть любимыми.
Я закончил одеваться и посмотрел на себя в зеркало. Впервые увидеть себя было странно, а в новой одежде я показался себе совершенно чужим человеком. Уильям же прекрасно чувствовал себя в этом красном наряде. Кольцо он повесил себе на шею – гранат, оправленный в золото, прекрасно подходил к его новому костюму.
Вернулся Карнсли. Не сказав ни слова, он сделал знак следовать за ним. Спускаясь по лестнице, я услышал звуки музыки и почувствовал запах еды. В зале я увидел, что все собрались у огня: мистрис Парлебон, трое мужчин и мальчик лет шести. Из расписного стола, который показался мне похожим на гроб на ножках, достали всю бело-голубую посуду, а крышку подняли и установили под углом. Девочка лет тринадцати сидела у этого стола и нажимала на клавиши из слоновой кости, извлекая приятные звуки. Она играла веселую мелодию – причем одновременно исполняла разные партии с изумительным мастерством. Стол теперь был накрыт на восьмерых.
