– Уверен, что не все живут так хорошо, как мистер Парлебон.
– Но ведь даже тот мужик, который наставлял на нас вилы, Калеб, живет в каменном доме с камином.
Уильям промолчал.
– Может быть, король и парламент воюют именно из-за этого. Простые люди теперь живут, как лорды, и хотят командовать, как лорды. Они больше не хотят мириться с правлением короля.
Уильям вновь ничего не ответил.
– Наверное, это действительно так. Король, с которым они сражаются, наверное, настоящий тиран, если его верноподданные хотят избавиться от него – и от всех королей.
Уильям остановился.
– Это не наша война, Джон.
– Что ты хочешь сказать?
– Мы ничего не знаем об этом времени. Мы знаем только о временах правления доброго короля Эдуарда Третьего, будь благословенна его память. Даже его отец, Эдуард Второй, по моему разумению, был не так уж и плох. Он был человеком благочестивым и хранил верность друзьям.
– Похоже, теперешний король тоже был очень уж верен своим друзьям. Он обогатил их за счет других.
– Может быть. Но ты же не убиваешь гусыню за то, что она снесла плохое яйцо – и не собираешься навсегда избавляться от гусей. Следует ли нам способствовать избавлению от королевской власти, если мы знаем, что короли бывают и хорошими, и дурными? Плохую услугу окажем мы памяти доброго короля Эдуарда, если поможем свергнуть с трона его законного наследника…
– Последний король, о котором мы слышали, Генрих Восьмой, разрушал монастыри и явно был плохим человеком. Может быть, люди просто устали от дурных правителей? Если плохие яйца появляются одно за другим, ты наверняка убьешь гусыню и съешь ее.
– А если у скульптора выйдет неудачная статуя? Тогда ты запретишь скульптуру?
– Но в доме мистера Парлебона ты сказал, что поможешь ему…
– Я сказал это, потому что с меня достаточно. Я просто хотел уйти.
Мы пошли дальше, спотыкаясь о палки и ковыляя по сугробам между деревьями.
– Уильям, скажи, что с тобой? Почему ты такой грустный? Мы получили наш подвиг!
– Мы не получили ничего, Джон. Они были добры к нам – но безо всякой причины. Эти люди доверились нам – и тоже без причины. Они поручили нам подвиг – но веришь ли ты в это?
– Они дали нам пропуск.
– Возможно, он ничего не стоит…
Целый час мы почти не разговаривали. В конце концов, мы дошли до края леса. Перед нами лежала дорога вдоль северного берега реки по лесистой долине, окруженной холмами. Справа находилась мельница и мост через реку Тейн.
Уильям остановился. Я тоже.
– Пора решать, – сказал он.
– Что решать?
– Хочешь ли ты идти по северному берегу реки в Фулфорд, как велела нам мистрис Парлебон, или вместе со мной пойдешь на южный берег.
– То есть назад, в Мортон? Но она сказала, что там солдаты парламента. А если мы вернемся в Мортон… В последний раз нам были там не очень-то рады…
– В Крэнбрук, Джон. Я хочу снова увидеть Крэнбрук. Я хочу увидеть, где мы выросли, старую крепость, где мы играли детьми, старый дом, где жили и умерли наши мать и отец. Я хочу увидеть то, что считаю своим домом – в последний раз.
– Но почему? Почему сейчас?
– Нам наговорили столько лжи. А ты – ты же всегда был таким чутким, – как ты этого не почувствовал?
– О чем ты говоришь, Уильям?
– Судьбу не обманешь, – махнул рукой брат и закрыл глаза.
– Уильям, я не могу покинуть тебя. Ни за что на свете. Ты не только мой брат, ты все, что есть у меня в целом мире. Я не могу покинуть тебя – это все равно что отказаться от собственного сердца.
– Ты хочешь увидеть, как я умираю?
– Нет, конечно же, нет!
– Тогда иди своим путем. Иди и делай свое доброе дело.
С этим словами он обнял меня и прижал к груди. Уильям долго не отпускал меня.
– Уильям, не дури! Ты не бросил меня, когда я подобрал того ребенка, и я тоже не покину тебя. Я буду твоим братом до конца времен. До конца времен, Уильям – а не только до конца сегодняшнего дня.
– Так ты не пойдешь своим путем?
– Нет! Никогда!
– Тогда дай мне твою суму.
– Что?
– Дай ее мне. Я должен нести письмо-пропуск.
– Почему?
– Или отдай ее мне, или иди своей дорогой без меня.
Мы смотрели друг на друга.
– Не отдам, пока ты не скажешь мне правду.
Уильям глубоко вздохнул.
– Вспомни, эти люди доверили нам свою тайну. Я думал об этом. Ты разозлил их, когда заговорил об изменении божьей воли. Они сочли нас католиками. И все же рассказали нам все о Фулфорде.
– И что?
– Никто не доверяет чужакам, особенно если те придерживаются другой веры. Ты сам доверил бы еретику свои секреты?
– Мистрис Парлебон сказала, что нам необязательно уговаривать ее брата – главное, доставить письмо.
– Именно. Ее волновало только письмо. И знаешь почему?
– Нет.
– Потому что они хотят, чтобы он сражался.
Я уставился на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Я поверить не мог в такое двуличие. А потом я вспомнил слова мистера Парлебона при упоминании имени молодого человека. Он говорил об опасности жизни в Оксфорде или Эксетере – двух последних оплотах роялистов.
– Дай мне твою суму.
Я отдал суму. Уильям открыл ее и вытащил письмо. Письмо было написано на белом материале, похожем на пергамент, но более тонком. И он прочел его.
– Что там написано?
– Почерк не похож на наш, но, насколько я вижу, в нем говорится, чтобы нас беспрепятственно пропускали.
– И все?
– Кроме общих любезностей…
Уильям засунул письмо обратно в суму и взвалил ее на плечо.
– Пошли в Крэнбрук.
Мы направились к мосту. Снег стал очень глубоким – два-три фута, а кое-где и глубже. Дорогу полностью замело – за день по ней никто не прошел и не проехал. Справа и слева перекликались птицы. Мы видели, как они порхают между голыми ветвями – они явно страшились, что из-за снега придется голодать. В небе парили пустельги, выискивая добычу. Мы попытались забраться на покрытые снегом гранитные стены, тянувшиеся вдоль дороги. Нам казалось, что снега на них меньше. Но это еще больше затормозило наш путь – постоянно приходилось думать о скрытых под снегом трещинах, ямах и разбитых камнях.
Стало еще холоднее. Пар от нашего дыхания отражал лучи солнца.
Мы прошли Уиддон-Парк и вышли на старую дорогу из Чагфорда в Крэнбрук – мы так хорошо ее знали. Но теперь мы шли там, где прошли другие – причем недавно. Судя по глубоким следам, здесь прошло немало солдат. Я знал, что нам осталось три дня, и все же боялся, что нас схватят солдаты. Подняв глаза, я увидел старую крепость – развалины были засыпаны снегом. Мне казалось, что оттуда уже следят за нами, и дрожал я уже не только от холода. Я понимал, что мы оказались как на ладони: две фигуры в темной одежде посреди бескрайних снегов.
