В окно я увидел птиц, летящих над амбаром. На небольших полях за амбаром паслись овцы. Маленький побег плюща трепетал на ветру.
Китти не возвращалась, поэтому я решил выйти из кухни и двинуться в путь, не прощаясь.
Во дворе я увидел мистера Ходжеса. Он выходил из пристройки с лопатой на плече.
– Благодарю вас, мистер Ходжес, – крикнул я.
Он поднес палец к своей шляпе в знак того, что услышал меня, и скрылся за амбаром.
Я двинулся на восток, к Эксетеру. Вдоль дороги тянулись изгороди, поросшие сорняками, терновником и ежевикой. Я подумал, что это остатки земляных насыпей, созданных еще в наши времена – мы рыли канавы четыре фута шириной и четыре фута глубиной и насыпали вдоль них насыпь. Но канавы, по-видимому, давно заилились и обвалились, и теперь представляли собой заросшие травой впадины вдоль дорог. Я шагал по дороге, которая шла между двумя такими мелкими канавами. Посередине дороги я заметил хорошо знакомую полоску травы – лошади, тянувшие повозки, щедро удобряли землю своим навозом. В колеях, где катились колеса, трава практически не росла. Ни один сорняк такого не выдержал бы.
На следующем повороте я окончательно понял, где нахожусь. Отсюда до Эксетера было не больше двух миль. В дороге я иногда замечал людей – судя по моим расчетам, год был одна тысяча семьсот сорок четвертый. Многие ехали верхом или в небольших повозках. На них были длинные туники зеленого, синего, серого или красного цвета с застежками впереди. Мужчины носили черные шляпы и белые рубашки, а на ботинках у них красовались металлические пряжки. На женщинах я увидел длинные платья с пышными юбками и накидки, закрывающие их от шеи до пят. Шляпки венчали странного вида прически. Многие женщины носили длинные, элегантные перчатки. А вот деревенская девушка, которая торопливо прошла мимо меня с двумя ведрами свежего молока, выглядела совсем по-другому. На ней была соломенная шляпа, похожая на шляпу мистера Ходжеса, рукава рубашки были закатаны выше локтя, обнажая руки. Светло-коричневая юбка имела высокий корсаж, а пояс располагался почти под грудью. За ней бежал парнишка лет пятнадцати. Он выкрикивал: «Черити!» Наверное, это было ее имя, потому что она оглянулась и дождалась его. Я внимательно рассматривал одежду мальчика: короткий голубой камзол, коричневые штаны до колен и серые чулки. Да, моя одежда снова оказалась старомодной…
Примерно через два часа я оказался на вершине Дансфордского холма и увидел Эксетер. Передо мной высился старый собор: две могучие башни моего времени – и мои скульптуры. Одна из двух башен потеряла шпиль, но в остальном собор почти не изменился. А вот окружающий его город стал намного больше. Раньше его окружали высокие крепостные стены, теперь же эти стены просто потерялись среди высоких домов. Садов в городе стало меньше. В пригородах было столько домов, что невозможно было рассмотреть ни мост, ни реку. Казалось, весь город поднялся внутри стен, как тесто, и выплеснулся наружу.
Я спустился по холму и зашагал между крытыми соломой домами с высокими трубами и застекленными окнами. Все смотрели на меня, и я нервно улыбался. Никто не улыбался мне в ответ. Некоторые морщились. Один вообще практически не удостоил меня взгляда. На вид ему не было и тридцати, но его волосы, уложенные тугими локонами на висках, были белоснежными. Меча я у него не заметил – да и ни у кого мечей не было. Зато он с гордостью опирался на длинную прямую палку с золотым набалдашником.
Дойдя до конца улицы, я увидел мост, и это зрелище наполнило мою душу радостью. Я видел тот самый старый мост через Экс, что и в мое время, а за ним высилась церковь святого Эдмунда. Весь мост был застроен домами. В окнах верхних этажей сушилось белье, и это лишало картину всего ее величия. Казалось, все эти дома вот-вот рухнут в реку. И все же мост держался. На болотистом берегу, где я четыреста лет назад видел крыс, по-прежнему громоздились груды мусора. Перейдя через мост, я свернул налево, на Фрог-лейн и увидел старые деревянные дома – но даже в самых старых окна были стеклянными. В воздухе стоял сильный запах дыма. Улица упиралась в сад, через который проходила широкая канава. Вода в ней буквально бурлила. Я поднял глаза и увидел на холме над собой городскую стену из песчаника. Я был рад, что вернулся, но радость моя была омрачена одиночеством.
Я направился на набережную, где стояло несколько больших морских судов. В мои времена такого не было. В год моего рождения лорд Коуртни перекрыл реку дамбой. После этого все товары пришлось разгружать в Топшэме, и лорд получал хорошие деньги. Наверное, горожане снесли дамбу, и все вернулось на круги своя. Но суда были совсем не похожи на одномачтовые корабли, на которых мы с Уильямом отплывали во Францию. На многих я увидел две и даже три мачты. Набережная тоже стала гораздо длиннее и шире, чем раньше. Вдоль нее стояли большие склады. С помощью колесных механизмов с кораблей сгружали бочки и ящики.
В дальнем конце набережной я увидел элегантное новое здание, двухэтажное, со стеклянными окнами на верхнем этаже и белоснежным фронтоном. На первом этаже под открытыми аркадами громоздились ящики и тюки с товарами. Но самым замечательным мне показалось то, что стены здания были построены из небольших прямоугольных блоков красноватого цвета. Я никогда ничего такого не видел. Они были похожи на песчаник, только крепче. Я задумался, где их добывают и почему такой редкий и удивительный камень использовали для постройки дома там, где его увидят только работники и моряки.
Я вернулся к западным воротам, прошел под старой каменной аркой и по крутой улочке зашагал вверх, в центр города. Здесь изменилось абсолютно все. Все углы были прямыми, все крыши покрыты черепицей, те дома, что раньше были двухэтажными, стали трех-, а то и четырехэтажными. Впрочем, грязь на улицах осталась прежней. Вокруг по-прежнему воняло выгребными ямами и гниющим мусором. Да и улицы не выпрямились – они, как и раньше, вели туда же, куда и в наши времена. Это было истинное царство народа.
Главные улицы вымостили брусчаткой или засыпали гравием. По ним то и дело сновали лошади, повозки, экипажи и телеги. Небольшие открытые экипажи были запряжены одной лошадью, большие крытые – парой. Я встречал множество всадников, а пешим путникам приходилось внимательно смотреть по сторонам, чтобы не попасть под лошадь – и не наступить в груды навоза. Кучера постоянно кричали прохожим, чтобы те освободили им дорогу. Всадники тоже покрикивали. Совершенно ясно, что существовал определенный порядок в том, кто и кому должен уступать дорогу, и касался он не только прохожих, но и всадников и экипажей. И, как всегда, основным преимуществом пользовались самые хорошо одетые люди. Один молодой человек с белыми волосами поднял свою длинную палку и кончиком ее бесцеремонно сгонял людей со своего пути.
Старые южные ворота надстроили. Над стенами появились большие круглые башни. Судя по всему, сделано это было давно – каменная кладка давно нуждалась в ремонте. Улица стала уже, а народу на ней появилось больше. В мои времена каждый дом был шестьдесят-семьдесят футов шириной, с широкой аркой, ведущей во внутренний двор. Теперь же редкий фасад был шириной больше двадцати футов, а ворот вовсе не осталось, только узкие двери. Но все дома стали выше и стояли плотно друг к другу. Щипцовые крыши выступали вперед над головами прохожих. Мне показалось, что дома, словно попрошайки в высоких колпаках, умоляюще сложили ладони и склонились к пробегающим мимо покупателям.
