Я покачал головой.
Мистер Петибридж взял бумагу, велел мне следовать за ним, прошел через зал и открыл дверь.
Мистер Грин развязал мне руки и толкнул вперед:
– Иди за смотрителем.
Я подошел к двери и заглянул в длинный коридор. Справа появился мистер Петибридж. Жестом он указал мне на комнату.
– Доктор Хэллетт осмотрит тебя прямо сейчас.
В комнате доктора были высокие потолки и застекленные окна. В камине горел огонь. На полу лежала странная толстая ткань, которая напомнила мне покрывало сундука в доме мастера Ходжа, где мы были два дня назад. На стенах висели картины в черных рамах. На полке над камином стояли небольшие часы. За столом сидел мужчина лет шестидесяти и что-то писал в книге. Седые волосы на маленькой круглой голове были завиты в тугие локоны. Доктор был одет в длинный черный камзол с застежками на груди. На шее красовался белый шарф. На меня он не смотрел. Несмотря на солидный возраст, движения его были очень точными. Справа от меня у стены стояла скамья, а слева – большой шкаф со множеством ящичков.
Я посмотрел в окно. Столб для порки стоял посреди заднего двора.
Доктор Хэллетт посмотрел на листок.
– Джон Саймонсон?
– Да.
– Вижу, ты каменщик. Травмы были?
– У меня есть боевые шрамы. Несколько шрамов от сорвавшихся резцов и неосторожных ударов молотком.
– Тяжелые болезни?
– Что?
– Были у тебя какие-то серьезные болезни? Оспа, например, или сифилис?
– Была чума…
Доктор покачал головой.
– Наверное, это была малярия. Когда с тобой это случилось, ты жил у воды?
– Это была чума.
– Чумы в нашей стране не было уже семьдесят лет.
– Не было? Не было чумы?!
Неужели нашелся святой Георгий, который наконец-то поразил этого дракона, так долго терзавшего людей?
– Не было со времен правления короля Карла Второго…
– Второго? – поразился я. – А что случилось с королем Карлом Первым?
– Что ты спросил?
– Вы сказали «Карла Второго». Что произошло с Карлом Первым? Скажите мне, что случилось с роялистами. Они должны были проиграть – у них остался лишь Эксетер и Оксфорд.
– Карлу Первому отрубили голову – это знает каждый ребенок. Но после смерти Кромвеля через десять лет после этого пало и его правительство. В тысяча шестьсот шестидесятом году генерал Монк призвал на правление принца, и он стал Карлом Вторым. Тебе этого достаточно?
Я подумал о мистере и мистрис Парлебон. Интересно, дожили они до коронации сына их монарха? Или они смирились с правлением Кромвеля, а потом были признаны изменниками? Узнать этого я не мог.
Доктор снова заглянул в книгу.
– Ты неграмотный. И арифметики не знаешь.
– Я никогда об этом не слышал.
– Ты умеешь считать?
– Да.
– Можешь складывать? А вычитать?
– Да, могу.
– Сколько будет из тысячи вычесть сто пятьдесят три?
– Восемьсот сорок семь.
Доктор Хэллетт удивленно поднял брови.
– А семью семь?
– Сорок девять.
– Пятнадцатью пятнадцать?
– Двести двадцать пять.
Доктор откинулся на спинку кресла и посмотрел на меня.
– А тридцатью пять тридцать пять?
Я видел, что он делает какие-то записи на листке.
– Одна тысяча двести двадцать пять, – ответил я, пока он еще писал.
Он посмотрел на меня и ничего не сказал, потом что-то зачеркнул и снова записал.
– Где ты ходил в школу?
– Я никогда не ходил в школу, мистер Хэллетт.
– Доктор Хэллетт, – поправил он меня.
– Простите, доктор Хэллетт. Я никогда не ходил в школу.
– Но умножаешь ты быстрее, чем я.
Доктор поднялся из-за стола и подошел ко мне. Осмотрев меня с ног до головы, он скомандовал:
– Вытяни руки вперед.
Я подчинился.
– Это кольцо твое?
– Это кольцо моего умершего брата. А раньше оно принадлежало нашему отцу.
Доктор осмотрел мои руки, шею, волосы, заглянул в рот.
– Приспусти штаны, – велел он.
Я сделал, как он сказал, и доктор осмотрел срамные места.
– Язв нет? Зуда? Жжения?
– Нет, доктор Хэллетт.
– Отлично.
Доктор вернулся за стол, взял стеклянный сосуд и протянул мне.
– Помочись сюда.
– Что?
– Пописай сюда. Если все чисто, мистер Петибридж и мистер Киннер узнают, что ты не болен. А это спасет тебе жизнь.
Доктор протянул мне сосуд и отвернулся к окну. Мне было очень трудно – в последнее время я очень мало пил. Я с трудом выдавил из себя немного.
– Больше не могу.
Доктор взял сосуд и поднес его к свету.
– Что ж, довольно чисто. – Он поставил сосуд на стол. – Ты искусан вшами и блохами, у тебя много старых ран, но в целом все в порядке. Никаких оспин. Утром тебя вымоют, подстригут волосы и ногти. Настоятельно советую кольцо спрятать, чтобы смотрители его не заметили. Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да, хорошо, – ответил я, поворачивая кольцо Уильяма камнем внутрь.
– Когда испражняешься, крови нет?
– Нет, насколько помнится.
– Хорошо. Тогда я возьму у тебя немного крови.
Доктор подошел к шкафу, достал серебряный тазик и нож. Знаком он показал, чтобы я сел на скамью. Доктор закатал мне рукав и развернул руку так, чтобы на нее падал свет из выходящего на север окна. И тут он заметил след от моего кровопускания.
– Как давно это было?
– Четыре дня назад.
Доктор ничего не сказал и сделал небольшой надрез на внутренней стороне руки, рядом с моим надрезом. Удерживая тазик, он отворил кровь, но текла она медленно.
– Подержи тазик.
Я подчинился.
– Ты знаешь, что они спустят с тебя шкуру, – сказал доктор, направляясь к шкафу.
– Мэр приказал двадцать плетей…
– Какое ханжество… – Доктор вытащил из ящика повязку.
– Вы так считаете? – удивился я.
– Посмотри на этот дом: он был построен так, чтобы никто не знал, какие ужасы творятся за этими стенами. Внешний мир считает, что все в порядке, но это истинный ад, где людей запирают и избивают, порют и порой убивают. Меня вызывали к мальчикам со сломанными ногами и к девушкам, тела которых были изувечены до неузнаваемости. У многих нет выбора – им приходится идти сюда, где они смогут получить еду и кров. Ты увидишь, сколько несчастных душ заперто в этих стенах. Здесь обитают мужчины и женщины, страдающие самыми ужасными психическими болезнями: они ведут себя нормально, но не могут справиться с некоторыми сторонами жизни – и они дерутся, совершают ужасные поступки или постоянно мучают себя. Отвратительно, что им позволяют брать с собой сюда детей: что вынесут отсюда юные души? Да, несомненно, это оплот ханжества!
