– Немыслимое богатство, – изумленно пробормотал я.
– Особенно если у вас есть время на чтение, – ответил викарий. – Но в наши дни свободного времени у меня слишком мало.
– Наверное, ваши часы сломались.
Отец Харингтон взял книгу с полки. Пролистав ее, он нашел нужное место и подвинул книгу ко мне.
– Я не умею читать, – сказал я.
– А вам и не нужно. Взгляните на гравюру.
Я посмотрел на книгу и увидел цветную картину, настолько правдоподобную, что мне показалось – она движется. Изображение не было похоже на картину. Я увидел большой кирпичный мост и несколько прямых линий, идущих через кирпичную долину с крутыми стенами к трем красивым каменным мостам. Под мостами ехала повозка с трубой, над которой поднимался белый дымок.
– Это железная дорога? – спросил я.
– Именно! Этот поезд едет со скоростью сорок миль в час. Из Плимута до Эксетера он может доехать за час.
Мне же, чтобы добраться до Плимута, нужно было два дня.
– Но это не линия Плимут – Эксетер, – продолжал викарий. – Наша линия, как вы видели, еще только строится. Это железная дорога Лондон – Бирмингем. А вы знаете, кто ее построил?
– Мне кажется, что для строительства одной лишь кирпичной долины нужно было немало людей.
– Нет, нет, я спрашиваю, кто ее придумал. Это были два человека: Роберт Стефенсон и Джордж Паркер Биддер.
Викарий замолчал, выжидательно глядя на меня.
Я покачал головой.
– Роберт Стефенсон – это сын великого Джорджа Стефенсона, отца наших железных дорог. И вы должны все знать о Джордже Паркере Биддере.
Я снова покачал головой.
– Знаменитый чудо-мальчик из вашего родного города Мортонхэмпстеда. Чудо арифметики! Он же примерно вашего возраста! Вы наверняка должны знать друг друга.
– Похоже, я покинул родной город до того, как он прославился.
– Что ж, тогда вы должны узнать об этом. Задолго до того, как научиться читать и писать, он научился сложным вычислениям – он лежал в постели и слушал, как его старший брат делает уроки. В семь лет он уже поправлял ошибки в вычислениях местных жителей – но при этом он не умел прочесть ни одной написанной цифры. Затем его отец, каменщик, понял, что на этом можно зарабатывать деньги. Он стал показывать сына на всех ярмарках Девона как какое-то чудо. В девять лет мальчик выступал перед герцогами и графами, и даже перед королевой. Королева Шарлотта задавала ему очень сложные математические вопросы, и на все вопросы он отвечал за полминуты!
Отец Харингтон отложил раскрытую книгу на столик, порылся в шкафу, вытащил тонкую книжечку и раскрыл ее.
– Вот послушайте. Если колесо имеет в окружности пять футов десять дюймов, то сколько раз оно обернется, если проедет восемьсот миллионов миль?
Я недоумевающе смотрел на викария.
– Биддер, когда ему было всего девять лет, ответил: «Семьсот двадцать четыре миллиарда сто четырнадцать миллионов двести восемьдесят пять тысяч семьсот четыре раза – и останется еще двадцать дюймов». Все вычисления он сделал в уме за пятьдесят секунд. Вот почему его называли Моцартом математики!
– А что такое мотсарт?
– Небеса обетованные, Джон! Вы еще спросите меня, кто такой Шекспир!
– А что это за круглая штуковина на картине – над поездом?
– Что? А, на гравюре линии Лондон – Бирмингем? – отец Харингтон поднял книгу. – Это воздушный шар.
– Что?
– Летательная машина.
– С людьми?
– Да.
– ЛЮДИ МОГУТ ЛЕТАТЬ?! – вскричал я.
Я посмотрел в окно. Хотя летающих предметов я не увидел, но моя уверенность в том, что я понимаю этот мир, неожиданно испарилась. Раньше я не понимал, во что люди верят, теперь же я не знал их физических возможностей. И это было еще более мучительно. На поезде можно за час доехать до города, дорога до которого у меня занимала два дня. Люди могут летать в небесах. Боже правый! Если бы во время осады Кале у нас были воздушные шары, нам не пришлось бы одиннадцать месяцев потеть под этими стенами. Либо французы атаковали бы нас с неба, и наши арбалеты и луки оказались бы бесполезными. Либо мы сами взлетели бы над стенами цитадели и обрушили на защитников греческий огонь.
Постучав, в библиотеку вошла Элиза.
– Ванна готова, как вы и просили, отец Харингтон. Одежду я тоже приготовила.
– Спасибо, Элиза, – поблагодарил викарий и повернулся ко мне: – Джон, встретимся за обедом. Надеюсь, ванна доставит вам удовольствие.
Вслед за Элизой я поднялся на второй этаж. С каждой ступеньки я любовался картинами, напольными гобеленами, деревянными панелями и роскошными драпировками. Даже гардеробная комната оказалась очень красивой – с бледно-зелеными стенами, окаймленными светло-коричневыми планками. В гардеробной стояли два больших полированных сундука, поставленных вертикально. В одном на металлических вешалках висела разнообразная одежда. На стене я увидел картину с изображением коленопреклоненного рыцаря за молитвой. Свет падал на него с алтаря, а старый рыцарь смотрел на него из мрака. В центре комнаты стояла удлиненная медная ванна со скругленными краями. Ванна была наполнена теплой водой, от которой поднимался пар.
Элиза прошла по комнате, показывая все, что мне понадобится.
– Полотенца здесь, – сказала она, указывая на стойку рядом с ванной. – Тут же мыло, пемза и губки. Вот лимонный сок и щелок, если вам понадобится. Перед зеркалом вы найдете мыло и бритву, если захотите побриться. Вот расческа и гребень. Это зубной порошок, если будете чистить зубы. Тряпочки для зубов возле раковины в углу. Чистая одежда на столе. Старую одежду можете бросить в корзину у стола. Думаю, все. Приятного купания, мистер Оффремонт.
Элиза вышла, и я сразу же сбросил одеяние, которое викарий дал мне внизу. Я снял грязную одежду и обнаженным встал перед зеркалом. Я посмотрел на щетину на подбородке и вспомнил Уильяма. Бороду я решил сохранить в память о нем.
Я повернулся и осторожно погрузился в ванну. Раны мои тут же напомнили о себе болью. Заныли шрамы на спине и рана на правой руке. Погрузившись в воду, я сидел неподвижно. Взгляд мой упал на картину, где старый рыцарь смотрит на юношу, дающего свои обеты.
Вот любопытно: на улицах Эксетера я не заметил ни одного рыцаря. Но и этот не походил на рыцарей моего времени. По размышлении я решил, что это современное представление о былых временах: кто-то попытался изобразить сцену из моего времени точно так же, как я изображал ветхозаветных царей и пророков. Может быть, в новую эпоху летающих воздушных шаров и поездов, когда все несется стремительно и пугающе, люди стали тосковать по далекому прошлому.
Я постарался вымыться как можно тщательнее. Я использовал все, что показалось мне предназначенным для мытья. Спину и раненую руку я мыл очень осторожно. Сполоснувшись, я вышел из ванны и вытерся полотенцем, а потом приступил к изучению оставленной мне одежды. Я не знал, что нужно надевать сначала. Красивая повязка, которой мужчины украшали шею, озадачила меня. Как же ее повязать? Я оставил ее в стороне и надел то, что могло меня согреть. Одевшись, я посмотрел на себя в зеркало: конечно, я был небрит, и повязки на шее у меня не было, и шляпы. Но в целом я выглядел в точности, как люди из тысяча восемьсот сорок третьего года.
