Наши мальчики лежали на матрасе – в точности как сыновья Элизабет Таппер. А Кэтрин висела в петле в углу.
– Кэтрин! – закричал я и сразу же ощутил, как волна смерти смывает последнюю надежду.
Горе обрушилось на мои плечи, и я зарыдал. Я бился о стены, о дверь, пытаясь достучаться до какой-то высшей силы.
А потом я увидел свет.
– Эй, вы там живы? – произнес женский голос.
Я оказался в длинном зале с желтыми стенами. Железные кровати стояли в два ряда. Боль в истерзанной спине ослабела. Руки все еще болели. Но боль эта не могла сравниться с болью разума и ощущением утраты, пронзившим мое сердце. Я вертел головой, пытаясь избавиться от этой боли, но она не отступала и становилась лишь сильнее.
Постепенно я рассмотрел, кто говорил со мной. Я увидел девушку с прекрасными глазами и вьющимися черными волосами, которая стояла возле котлов.
– Транспортер вас чуть не задавил, – сказала она. – Вы вышли прямо перед ним, дурачок. Чудо, что вы не пострадали более серьезно.
– Вы ангел? Я в раю?
Девушка рассмеялась.
– Нет. Я – Селия, а вы в Девоне. – Она поправила повязку на моей голове. – Девон не самое райское место на свете, особенно сейчас. Вы в Королевской больнице Девона и Эксетера. Я приехала вместе с вами в «Скорой помощи».
– В чем?
– В «Скорой помощи». Большая машина, с носилками, сиреной и красным крестом. А потом я помогала сестрам. Я только что закончила свою смену и направлялась домой, когда вы заметили меня у чайного стола. Конечно, лестно, когда посторонние мужчины останавливаются и смотрят на тебя – но лично я предпочла бы, чтобы они при этом не попадали под машины. Это как-то неловко. Как бы то ни было, боюсь, у вас сотрясение мозга. Врачи наверняка захотят подержать вас здесь какое-то время. Меня попросили заполнить ваши документы. Как вас зовут?
– Джон из Реймента.
– Джон… как? – переспросила она, держа в руках доску с листом белой бумаги и устройство для письма. – Я не совсем понимаю ваш акцент. Изримен? Эсримен? Эвримен?
– Из Реймента.
– Не могли бы вы сами написать?
Я закрыл глаза.
– Простите, нет.
– Ну и ладно. Я запишу «Эвримен», и мы вернемся к этому позже, если понадобится. Семейное положение?
– Что вы имеете в виду?
– Вы женаты?
– Да.
– И вашу жену зовут…
– Кэтрин.
– Сколько вам лет, мистер Эвримен?
Я покачал головой.
– Когда вы родились?
Я посмотрел на нее. Лгать таким прекрасным карим глазам было невозможно, да и незачем.
– Я родился в среду после Троицы в пятый год правления короля Эдуарда Второго.
– Вы хотите сказать Эдуарда Седьмого? В тысяча девятьсот пятом году? Значит, вам тридцать семь лет?
– Если хотите. А вы когда родились?
– Я? Восьмого мая тысяча девятьсот восемнадцатого года.
– А кто ваш муж?
– Вы слишком торопитесь, мистер Эвримен. Я не замужем, но у меня есть друг. Он американец, и зовут его Рон. Он – единственное хорошее, что случилось в моей жизни с начала войны.
– Почему французы стремятся уничтожить наш город?
– Вы хотите сказать, немцы. Французы на нашей стороне – по крайней мере, борцы Сопротивления. Когда наши парни в марте бомбили Любек, им удалось уничтожить весь город. И Гитлер приказал в ответ уничтожить английские города. Они начали с Эксетера.
Я поднял руку, чтобы остановить ее.
– Мистрис Селия, я – невежественный человек…
– Зовите меня просто Селией.
– Я не знаю, кто такой этот Гитлер.
– Господи боже мой! Разве есть человек, который не знает Гитлера? Похоже, у вас сильное сотрясение! Он – рейхсканцлер Германии, вождь Третьего рейха. И он захватил почти всю Европу.
– А как назывались кресты в небе?
Селия замолчала, наклонилась и посмотрела на меня.
– Сколько пальцев я подняла?
Я увидел два пальца и честно ответил:
– Два.
– Мне нужно кое с кем поговорить… Вернусь через минуту.
Я закрыл глаза. Кэтрин, Кэтрин, как я надеялся, что эта судьба тебя минует. Изо всех кошмаров этот был самым страшным. Кэтрин, ради всего святого, молю тебя слезами и смертью своею, не делай этого! Даже если все наши прекрасные мальчики умрут, не отправляйся во мрак! Живи – выйди замуж, постарайся быть счастливой.
– А ты? Ты постарался бы жить, Джон? – услышал я ее ответ.
И что я мог ответить на это?
– Я раскаиваюсь. Хотя, может быть, я опоздал, но я раскаиваюсь в том, что решил покинуть наше время.
Я смотрел в потолок. Странные круглые фонари свисали с потолка на тонких черных веревках, и от этого зрелища я содрогнулся. Не здесь я должен провести свои последние часы. Я должен творить добро – ради Уильяма и ради себя самого. Я поднялся на локте и осмотрелся. Я увидел множество людей, у некоторых были повязки на руках и ногах. Рядом с некоторыми сидели женщины. Многие были совсем молоды. Если я должен умереть, а летающие кресты будут способствовать моей смерти, то погибнут и эти люди. Немцы уничтожат всю больницу и убьют всех, кто в ней находится. Мое присутствие – это молчаливый смертный приговор этим людям.
Я откинул одеяло и медленно опустил ноги на пол. Я нашел ботинки и надел их. Руки у меня дрожали еще сильнее, чем утром. Завязать шнурки оказалось мне не по силам. Я боролся со вторым ботинком, и тут вернулась Селия.
– Джон, что вы делаете? У вас сотрясение! Вернитесь в постель, вам нужен отдых!
– Мистрис Селия, – я задыхался, сердце отчаянно колотилось в груди. – Вы узнали, что означают эти кресты в небе?
– Это самолеты. Но, Джон, вам нужно…
– Мистрис Селия, я должен уйти. Здесь всем грозит опасность. Ни вы, ни эти несчастные – никто не должен находиться рядом со мной. Я обречен умереть сегодня, и если кто-нибудь окажется рядом со мной, когда самолет поразит меня, ему не уцелеть. Я видел, на что они способны.
Я попытался пройти мимо нее, но она схватила меня за руку.
– Джон, что вы говорите? Мы все в опасности – каждый день и каждую ночь. Нам нужно просто сохранять спокойствие, вести нормальную жизнь и оставаться оптимистами.
– Где мой камзол?
– Ваша куртка? Она здесь. – Селия указала на вешалку. Мой камзол висел под ее пальто. – Мне пришлось снять ее…
Я надел камзол.
– Джон, что вы делаете? Вы не можете уйти – вы не в том состоянии. У вас повязка на голове, потому что врачи обнаружили трещину в черепе. Вы потеряли много крови…
