– Очень немногие церкви решаются на такое, – прошептал
Мордехай, стоя у алтарного столика и обводя взглядом зал.
Мне было легко понять это нежелание помочь ближнему.
– А что происходит по воскресеньям? – так же шепотом спросил
я.
– Все зависит от погоды. Здешний священник – один из наших.
Вместо того чтобы выгонять людей на улицу, он иногда просто отменяет службу.
Выражение “один из наших” было мне не вполне понятно – я не
ощущал принадлежности к какому-то клубу. Над головой раздался скрип. Я поднял
глаза. Вдоль стен тянулся балкон, темный от множества людей, вяло шевелящихся
на скамьях. Мордехай тоже посмотрел вверх.
– Сколько народу… – Закончить фразу мне не хватило Духу.
– Мы не считаем. Мы только кормим и предоставляем убежище.
От внезапного порыва ветра задребезжали стекла. Здесь было
заметно холоднее, чем в подвале. Пробравшись на цыпочках между спящими, мы
вышли через дверь за органом.
Стрелки часов приближались к одиннадцати. Людей в подвале не
убавилось, но очереди к кастрюлям уже не было.
– Давайте за мной, – сказал Мордехай.
Он взял пластиковую тарелку и протянул ее стоявшему у плиты
добровольцу.
– Посмотрим, что ты тут настряпал. – По губам Мордехая
скользнула улыбка.
Мы уселись за складной столик в самом центре подвала, плечом
к плечу с бродягами. Как ни в чем не бывало, Мордехай ел и говорил, говорил и
ел; мне это было не по силам.
Болтая ложкой в супе, который благодаря стараниям мисс Долли
оказался вкусным, мне никак не удавалось отрешиться от мысли, что я, Майкл
Брок, состоятельный белый человек, уроженец Мемфиса и выпускник Йельского
университета, удачливый юрист из прославленной фирмы “Дрейк энд Суини”, сижу,
окруженный бродягами, в подвале церкви, расположенной на северо-западной
окраине Вашингтона. Только одно белое лицо за все это время я видел здесь –
испитую харю алкоголика, зашедшего проглотить суп и сразу исчезнуть.
Я был уверен, что машину мою давно угнали, что, выйдя на
улицу, не выдержу там и пяти минут. Надо было держаться Мордехая – когда бы и
куда бы он ни отправился.
– А суп неплох, – заявил он. – Вообще-то случается
по-разному, в зависимости от того, чем мы располагаем. Да и рецептура на каждой
кухне своя.
– У Марты на днях давали вермишель, – сообщил бродяга,
сидевший справа от меня; локтем он был ближе к моей тарелке, чем к своей.
– Вермишель? – с шутливым недоверием переспросил Грин. – Ты
обнаружил в миске вермишель?
– Ага. Примерно раз в месяц у Марты можно наткнуться на
вермишель. Правда, теперь, когда об этом почти все знают, столик там не
очень-то получишь.
Трудно было понять, балагурит бродяга или нет, однако в
глазах у него мелькали искорки смеха. Мысль о бездомном, сетующем на нехватку
столиков в его излюбленной общественной кухне, показалась мне довольно
забавной. Надо же – проблема заполучить столик! Часто ли я слышал подобную
фразу от своих друзей в Джорджтауне?
Мордехай улыбнулся:
– Как тебя зовут?
Я заметил, что, обращаясь к человеку, он всегда стремился
узнать его имя. Похоже, бродяги были для Грина не жертвами судьбы, а
родственными душами. Мордехай любил их.
“Интересно, – подумал я, – как человек превращается в
бродягу? Что за поломка произошла в огромном механизме социальной помощи, из-за
которой граждане Америки становятся нищими и ночуют под мостами?”
– Драно, – сказал бродяга и сунул в рот выловленный из моего
супа кусочек моркови, покрупнее выбрал.
– Драно? – удивился Мордехай.
– Драно.
– А фамилия?
– Отсутствует. Для этого я слишком беден.
– Кто тебя так назвал?
– Мамочка.
– А сколько тебе было тогда лет?
– Около пяти.
– Но почему Драно?
– У нее был ребенок, который вечно орал и не давал нам
спать. Ну и однажды я накормил его “Драно” <Патентованное средство для
прочистки канализации, смесь поташа и алюминиевого порошка> , – разъяснил
бродяга, помешивая ложкой в моей тарелке.
Я не поверил ни единому слову из этой хорошо
отрепетированной и умело поданной истории. Зато ее завороженно слушали
окружающие. Драно наслаждался всеобщим вниманием.
– Что же было дальше? – невозмутимо спросил Мордехай.
– Ребенок помер.
– Но это был твой брат!
– Нет. Сестричка.
– Значит, ты убил собственную сестру?
– Зато потом мы спокойно спали по ночам.
Мордехай подмигнул мне, давая понять, что наслышался
подобных баек предостаточно.
– Где ты живешь, Драно? – полюбопытствовал я.
– В Вашингтоне.
– Где твой дом? – уточнил Мордехай.
– Здесь, там… Много богатых дамочек, которым нравится мое
общество.
Соседи Драно не выдержали: один фыркнул, другой заржал.
– А куда приходит твоя корреспонденция? – продолжил беседу
Грин.
– На почту.
Было очевидно, что за словом в карман Драно не лезет.
Мы оставили его в покое.
Приготовив для добровольцев кофе, мисс Долли выключила
плиту. Бродяги принялись устраиваться на ночь.
Мы сидели у стола, пили кофе и смотрели, как люди в полутьме
сворачиваются калачиками на полу.
– Вы долго намерены пробыть здесь? – осведомился я.
– Трудно сказать. – Мордехай пожал плечами. – Сейчас тут
около двухсот человек. Как правило, всегда что-нибудь да случается. Священник
хотел, чтобы я остался.
– На всю ночь?
– Как обычно. А вы можете уйти, когда пожелаете.
Делить сон с присутствующими не входило в мои планы.
Но и покидать церковь в одиночку было боязно.
