Он торопился. Мы пообещали друг другу все обсудить позже и
дали отбой.
Обедал я с Рудольфом и одним из наших клиентов в роскошном
ресторане. Это был так называемый деловой обед, означавший не только
воздержание от алкоголя, но и возможность включить потраченное на него время в
дневную подбивку. У Рудольфа ставка составляла четыреста долларов в час, моя
была скромнее: триста. Следовательно, два часа, пошедшие на утоление голода и
беседу, обошлись клиенту в тысячу четыреста баксов. Ресторан перешлет в фирму
счет за еду, а наши бухгалтеры возложат на плечи клиента и эти расходы.
Вся вторая половина дня прошла в совещаниях и телефонных
разговорах. Только неимоверным усилием воли я охранял на лице маску
невозмутимости. Никогда прежде антитрестовское законодательство не казалось мне
столь безнадежно запутанным и нудным.
Около пяти чудом выкроилось несколько свободных минут. Я
попрощался с Полли и вновь заперся. Положив перед собой таинственную папку,
принялся черкать на листе стрелки, поражающие две мишени: “Дрейк энд Суини” и
“Ривер оукс”. Но истинной целью был Брэйден Ченс, компаньон фирмы, занимающийся
сделками по недвижимости, с которым я так и не смог найти общего языка.
Я вспомнил молодого человека, слышавшего нашу перебранку по
поводу файла и буквально через минуту после того, как я вышел из кабинета,
обозвавшего своего шефа дерьмом. У помощника наверняка был доступ к закрытому
файлу о выселении бродяг.
Не рискуя быть подслушанным службой безопасности, я по
мобильному телефону связался с сидевшим в соседнем кабинете помощником
Рудольфа, тот отослал меня к коллеге из другого отдела, и вскоре я узнал, что
помощника Ченса зовут Гектор Палма. В фирме он проработал три года, занимается
исключительно недвижимостью. Я решил поговорить с ним попозже, вечером, и не
здесь.
Позвонил Мордехай. Ему не терпелось выведать мои планы на
ужин.
– Угощаю, – услышал я в трубке.
– Супом?
– Брось! – Он рассмеялся. – Нет, в самом деле, я знаю
местечко, где подают отличные сандвичи.
Мы договорились встретиться в семь. Клер наверняка вошла в
привычный ритм, и теперь для нее не существовало ни времени, ни ужина, ни мужа.
На бегу она позвонила мне откуда-то и сообщила, что вернется домой поздно. Ужин
на усмотрение каждого. Я не обиделся. В конце концов, этому стилю жизни она
научилась у меня.
Мордехай ждал в ресторанчике у Дюпон-сёркл. Возле бара
толпились хорошо оплачиваемые госслужащие. Мы устроились в тесноватой
выгородке.
– История Лонти Бертон разрастается. – Мордехай сделал хороший
глоток пива из кружки.
– Прости, последние двенадцать часов я, можно сказать,
пробыл в одиночке и совершенно не представляю, что происходит.
– Похоронами заинтересовалась пресса. Конечно! Четверо
детишек вместе с матерью обнаружены мертвыми в машине, всего в полутора
километрах от Капитолийского холма. А сенат занят пересмотром программ
социальной помощи, в результате чего бездомных станет больше. Представляешь,
какую шумиху можно поднять?
– Значит, похороны превратятся в настоящее шоу.
– Вне всякого сомнения. Я опросил десяток активистов и
бездомных, все они собираются прийти да еще привести товарищей. Церковь будет
просто набита ими. Опять же подъедут репортеры. В шестичасовом выпуске новостей
наверняка крупным планом покажут большой гроб и четыре маленьких. Так что перед
похоронами будет гонка, а потом демонстрация.
– Может, смерть всколыхнет чью-нибудь совесть.
– Может быть.
Как достаточно опытный юрист, живущий в большом городе, я
знал, что обычно приглашение на обед или ужин имеет совершенно конкретную цель.
Что-то было на уме у Мордехая, я видел по глазам.
– Как, по-твоему, они оказались на улице? – пустил я пробный
шар.
– Не знаю. Думаю, ничего необычного.
Поразмыслив, я решил, что могу рассказать Мордехаю о
загадочной папке. Содержимое ее было известно – благодаря моему положению в
фирме – только мне. Раскрытие информации о деятельности клиента означало
грубейшее нарушение профессиональной этики, чреватое угрозой навсегда потерять
работу. Да и подтвердить полученные сведения мне было нечем.
Официант принес салаты.
– После обеда я провел небольшое совещание, – сказал
Мордехай. – Присутствовавшие София, Абрахам и ваш покорный слуга пришли к
выводу, что нам необходима помощь.
Это меня не удивило.
– Какого рода?
– Нужен еще юрист.
– А я-то думал, на дополнительного сотрудника у вас нет
денег.
– В нашем распоряжении имеется небольшой резерв.
Кроме того, мы выработали новую стратегию маркетинга.
Фраза развеселила меня, на что, похоже, Мордехай и
рассчитывал. Улыбнулись мы одновременно.
– Человек, способный десять часов в неделю заниматься сбором
средств, в итоге получит неплохое вознаграждение.
Снова улыбки.
– С отвращением вынужден признать, – поведал Мордехай, –
существование нашей конторы целиком и полностью зависит от того, удастся ли
набрать необходимую сумму. Фонд Коэна потихоньку оскудевает. До сих пор мы
могли себе позволить роскошь не опускаться до попрошайничества, однако в самое
ближайшее время ситуация изменится.
– Что будет входить в обязанности новичка?
– Улица. Ты немного знаком с ней, видел нашу контору. Дыра.
София – мегера, Абрахам – невыносимый зануда. От клиентов дурно пахнет,
заработок – с гулькин нос.
– То есть?
– Мы в состоянии предложить тебе тридцать тысяч в год, но в
течение первых шести месяцев гарантируем только половину.
– Почему?
– Отчетность фонда закрывается тридцатого июня, когда нам
сообщают, сколько денег отпущено на новый финансовый год, начинающийся первого
июля. Сейчас наш резерв позволяет заплатить тебе за шесть месяцев. Затем мы
вчетвером разделим поровну то, что останется после вычета накладных расходов.
– И София с Абрахамом согласны?
– Да. Я произнес перед ними маленькую речь. У тебя неплохие
контакты в ассоциации, отличное образование, приятная внешность и все такое.
Бог велел тебе заняться сбором средств.
– А если я не захочу?
