Высунулся в коридор – никого. Выскользнул из кабинета,
миновал стол Гектора и быстро зашагал по коридору, с трудом удерживаясь от
желания побежать.
– Эй!
Сворачивая за угол, я обернулся и увидел спешащего за мной
человека. Поблизости оказалась небольшая библиотека. Я нырнул в спасительную
темноту и медленно пошел мимо полок, пока не наткнулся на дверь. Распахнув ее,
пересек крошечный холл и бросился по лестнице вниз. Прятаться в своем кабинете
не имело смысла. Если меня узнали, то наверняка явятся туда, чтобы проверить.
Желания попасть на глаза охране вестибюля, удвоившей после
случая с Мистером бдительность, не было. Задыхаясь, я выбежал на улицу через запасный
выход – тот самый, через который мы с Полли удирали от репортеров, – и под
противным мелким дождем затрусил к машине.
О чем думает человек, совершивший первую в своей жизни
кражу?
* * *
Глупо получилось. Можно ли рассчитывать, что меня не узнали?
Никто не видел, как я входил в кабинет Ченса и выходил из него. Никто не знает,
что я унес не принадлежащее мне досье.
Не стоило бежать. Нужно было остановиться, невозмутимо
переброситься с парнем фразой-другой и, пожелай он взглянуть на папку, вежливо
предложить не совать нос в чужие дела. Похоже, это был один из тех, что болтали
в коридоре.
Почему он окликнул меня? Зачем, если не узнал, пошел следом?
Я гнал машину по Массачусетс-авеню, торопясь снять копии и
поставить папку на место. Мне часто доводилось засиживаться в офисе. Если
придется вернуться в кабинет Ченса в три часа ночи, не страшно.
Я позволил себе несколько расслабиться. Отопитель работал
вовсю.
Неожиданно я почувствовал удар слева и уткнулся во
вздувшуюся подушку безопасности…
Очнувшись, я увидел сквозь покрытое трещинами ветровое
стекло черные лица. Жутко болело левое плечо. Вдалеке послышалось завывание
сирен. На мгновение я вновь потерял сознание.
Через правую дверцу санитары выудили меня из машины.
– Крови не видно, – сказал кто-то.
– Вы можете идти? – спросил мужчина в белом халате.
Я попытался встать, но боль в плече и ребрах была настолько
резкой, что ноги подкосились.
– Со мной все в порядке, – пробормотал я.
Меня уложили на носилки, перехватили руки и ноги ремнями и
потащили к “скорой”. Краем глаза я заметил толпящихся вокруг перевернутого
“ягуара” полисменов.
– Со мной все в порядке, все в норме, – твердил я, пока врач
в фургоне измерял мне давление.
“Скорая” затормозила у медицинского центра Университета
Джорджа Вашингтона, через минуту я оказался в отделении неотложной помощи.
Рентген подтвердил отсутствие переломов. Боль причиняли только ушибы и ссадины.
Меня накачали анальгетиками и на каталке отвезли в отдельную палату.
Глубоко за полночь я проснулся.
В кресле у постели спала Клер.
Глава 15
Ушла она до рассвета. В нежной записке, оставленной на столике,
Клер сообщала, что вернется, как только закончит утренний обход. Она поговорила
с врачами: похоже, я буду жить.
Какая мы все-таки чудесная пара, одно слово – голубки!
Вновь погружаясь в сон, я подумал, что этот бракоразводный
процесс затеян зря.
В семь утра меня разбудила медсестра и подала уже читанную
записку. Пока сестра сетовала на отвратительную – снег с дождем – погоду,
измеряла давление, я еще раз пробежал глазами по строкам и попросил принести
газету.
Просьба была выполнена через полчаса: газета появилась
вместе с завтраком.
Из заметки на первой полосе следовало, что между двумя
торговцами наркотиками и их клиентурой вспыхнула ссора, был тяжело ранен
человек, успевший застрелить одного из дельцов. Второй попробовал спастись на
“ягуаре”, но погиб, врезавшись в случайную машину. Обстоятельства столкновения
уточняются.
Мое имя, слава Богу, не упоминалось.
* * *
Не стань я невольным участником драмы, посчитал бы ее
обычной дракой. Что ж, добро пожаловать на улицу! Я попытался убедить себя, что
в подобные обстоятельства мог вляпаться каждый. Отправиться ночью в этот район
города означало нарываться на неприятности. Однако попытка удалась плохо.
Левая рука распухла и посинела. Малейшее движение отдавалось
в плече и ключице. Тупо ныли ребра, но истинную боль причинял глубокий вдох. Я
добрался до туалета, оправился, спустил воду и глянул в зеркало. Подушка
безопасности является, по сути, небольшой бомбой. Последствия взрыва этой бомбы
оказались для меня минимальными: заплывшие глаза и припухшая верхняя губа. К
понедельнику буду как новенький.
С очередной порцией таблеток появилась сестра. Потребовав
названия каждой пилюли, я отказался от коллекции. Снимая боль, лекарства лишали
способности мыслить, а сейчас мне как никогда нужна была светлая голова. В
половине восьмого забежал врач и констатировал отсутствие серьезных
повреждений. Мои часы как пациента были сочтены. На всякий случай он предложил
повторить рентгеноскопию. Я воспротивился, но вопрос был согласован с моей
женой.
Время, в течение которого я расхаживал, ощупывая ушибы и
едва фиксируя телевизионную чушь, показалось вечностью.
Успокаивала надежда, что в палату не заглянут коллеги или
Мордехай и не увидят меня в дурацком больничном халате.
Не так легко найти в городе разбитую машину почти сразу
после аварии. Розыски я начал по телефону. Одна половина указанных в
справочнике номеров дорожных служб не отвечала. Другая вежливыми голосами
извещала, что никаких сведений о моем “лексусе” не имеет. Раннее утро, мерзкая
погода, пятница – кому охота утруждаться наведением справок? Кроме владельца
рухляди, разумеется.
Большую часть поврежденных машин перетаскивали в отстойник
на Рэско-роуд, в северо-восточной части города, о чем я узнал у дежурной по
центральному полицейскому участку, решив в отчаянии набирать номера наугад.
Существовали и другие площадки, а еще, как мне сообщили, есть шанс, что моя
машина стоит на эвакуационной платформе.
Платформы принадлежали частникам – это, по словам дежурной, когда-то
работавшей в дорожной полиции и знавшей, что говорит, почти всегда вызывало
массу проблем.
