Лебов оказался человеком с живым и великолепно
организованным умом, способным напугать любого. Но не меня: за последние семь
лет я перевидал по меньшей мере десяток таких одареннейших и честнейших типов,
пусть несколько закомплексованных, но отнюдь не страдающих от одиночества. Тем
не менее я наслаждался язвительным и находчивым монологом. Обширный запас слов
у Абрахама не только придавал его речи образность, но и заставлял слушателя
быть настороже.
Абрахам происходил из обеспеченной семьи. По окончании
юридической школы при Колумбийском университете проработал “три страшных года”
в фирме на Уолл-стрит, перебрался в Атланту и четыре года пробыл активистом
группы, боровшейся за отмену смертной казни. Следующей ступенькой карьеры стал
конгресс. Там ему не удалось продержаться и трех лет. Покинув Капитолийский
холм, он уже согласился на место в юридическом журнале. И вдруг узнал про
адвокатскую контору на Четырнадцатой улице.
– Служить закону и справедливости – зов свыше. Нашим делом
нельзя заниматься ради денег.
Последовала тирада против крупных юридических фирм и
адвокатов, привыкших получать астрономические гонорары. Один его бруклинский
приятель зарабатывает не меньше десяти миллионов в год, по всей стране
выигрывая иск за иском у клиник, занимающихся увеличением женской груди методом
вживления имплантатов.
– Десять миллионов долларов в год! Да на такие деньги можно
обеспечить жильем и приличной едой всех столичных бездомных!
В общем, Абрахам был доволен, что я прозрел и после
блуждания в потемках устремился к свету. Насчет эпизода с Мистером он выразил
мне глубокое сочувствие.
– Чем вы конкретно занимаетесь? – поинтересовался я.
– Двумя вещами. Во-первых, стратегией. Вместе с коллегами я
работаю над уточнением и детализацией действующего законодательства. Во-вторых,
тактикой. Мы вчинили иск министерству торговли из-за того, что бездомные
оказались почти не представленными в результатах последней переписи населения.
Суд признал нашу правоту в споре с окружной комиссией по среднему образованию,
когда бюрократы отказали детям бездомных родителей в праве посещать школу. Мы
выступили в суде против городских властей, которые без соблюдения
предусмотренных законом формальностей прекратили финансирование строительства
нескольких тысяч квартир. И мы будем судиться за любое малейшее ущемление прав
обездоленных людей.
– Такие процессы, как правило, весьма запутанны.
– Верно, но в городе, к счастью, хватает отличных юристов,
готовых пожертвовать личным временем ради общего блага. Я координирую их
действия. Вынашиваю замысел, составляю план игры, готовлю команду. Потом мы
выходим на поле и приглашаем судей.
– С клиентами вы не работаете?
– Отчего же! Время от времени беру дело-другое. Но лучше мне
работается в одиночку, вон в той комнатушке.
Поэтому я рад вашему появлению. Иногда мы тонем в потоке
посетителей.
Абрахам резво вскочил со стула, уточнил время моего ухода и
скрылся. Я почему-то вспомнил, что у него нет обручального кольца.
Содержанием его жизни было Правосудие. Старинное изречение
“Закон подобен ревнивой супруге” люди вроде Абрахама – да и меня тоже –
понимали буквально.
Н успела смолкнуть трель звонка, как загремели тяжелые
кулаки. Был час ночи. Пока Клер стряхивала сон, выбиралась из постели и
накидывала халат, дверь трещала и готовилась сорваться с петель. На испуганный
вопрос “Кто там?” последовал резкий, как удар хлыста, ответ:
– Полиция!
Клер открыла дверь и отступила перед четырьмя мужчинами,
ввалившимися так, будто им угрожала смертельная опасность. Двое были одеты в
форму, двое – в приличные костюмы с галстуками.
– К стене! – прозвучала команда.
Клер с ужасом повиновалась.
Дверь захлопнулась. Лейтенант шагнул вперед и вытащил из
кармана несколько сложенных листков.
– Вы Клер Брок? – зловеще спросил он.
Клер кивнула, не в силах издать ни звука.
– Лейтенант Гэско. Где находится Майкл Брок?
– Он здесь больше не живет, – выдавила Клер.
Гэско был не столь наивен, чтобы поверить жене преступника.
Но ордера на арест у него не было – только на обыск.
– Вот постановление, подписанное вчера в семнадцать
ноль-ноль судьей Киснером. – Он показал Клер ордер, будто она была сейчас в
состоянии прочитать отпечатанные мелким шрифтом строки.
– Что вы собираетесь делать? – осмелилась она спросить.
– Тут все написано. – Гэско швырнул бумагу на стол, и
четверка разошлась по квартире.
* * *
Устраиваясь в спальном мешке, я положил сотовый телефон
рядом с подушкой. На полу я проводил третью ночь – мне хотелось понять ощущения
человека, вынужденного в качестве постели довольствоваться скамейкой или
бетонным тротуаром. Поскольку левая половина тела представляла сплошной синяк,
лежать приходилось на правой.
Цена эксперимента не казалась слишком высокой. У меня была
крыша над головой, теплый радиатор, запертая на замок дверь и работа,
обеспечивающая кусок хлеба. У меня было будущее в отличие от моих клиентов.
Запищал телефон, я нажал кнопку:
– Алло?
– Майкл! – Я узнал в свистящем шепоте голос Клер. – Полиция
обыскивает квартиру.
– Что?
– Их четверо. Явились с ордером на обыск.
– Что им нужно?
– Ищут досье.
– Буду через десять минут.
– Прошу тебя, побыстрее!
* * *
Вне себя от бешенства я ворвался в квартиру. Первым попался
на глаза мужчина, одетый в костюм.
– Я Майкл Брок. Какого черта?
– Лейтенант Гэско, – вызывающе представился тот.
– Покажите ваш жетон. – Я повернулся к Клер, стоящей у
холодильника с чашкой кофе в руке. Похоже, она обрела привычную невозмутимость.
– Дай, пожалуйста, ручку и чистый лист бумаги.
Лейтенант сунул мне в лицо полицейский жетон.
Я громко прочел имя.
– Что ж, вы будете первым, на кого я завтра в девять утра
подам жалобу в суд. Кто там еще?
