Лилли пошел вдоль стен, заглядывая в каморки. Сзади ко мне
неслышно приблизилась Руби.
– Расслабься, – посоветовал Мордехай Софии.
– Что наверху? – спросил Гэско.
– Архив, – ответил Мордехай.
– Ваш?
– Да.
– Его там нет, – предупредил я. – Вы теряете время даром.
– Значит, даром, – согласился лейтенант.
Новый посетитель распахнул дверь и при виде полицейской
формы попятился. Я предложил Руби присоединиться к нему. Она ушла. Мы с
Мордехаем закрылись у него в кабинете.
– Где досье? – негромко спросил Грин.
– Его здесь нет, клянусь. Это вопиющий произвол.
– Ордер оформлен по всем правилам. Имела место кража, и
вполне резонно предположить, что досье находится у того, кто его похитил.
Мне хотелось выдать что-нибудь сногсшибательное, эдакий
юридический перл, чтобы от копов и следа не осталось, но ничего хорошего на ум
не приходило. Я почувствовал жгучий стыд за то, что спровоцировал обыск в
конторе.
– А копию ты сделал?
– Да.
– Не хочешь вернуть оригинал?
– Не могу. Это будет равнозначно их оправданию. Строго
говоря, у них нет стопроцентной уверенности, что досье у меня. Кроме того, если
я верну оригинал, они сообразят, что существует копия.
* * *
Почесав в бороде, Мордехай согласился. Мы вышли из кабинета
в тот момент, когда Лилли неловким движением обрушил на пол гору папок со
стула. София опять закричала, на нее заорал Гэско. Оскорбление словом грозило
перейти в оскорбление действием.
Я запер входную дверь – происходящее в конторе нашим
клиентам лучше не видеть.
– Вот как мы поступим, – громко объявил Мордехай.
Полисмены неуверенно обернулись. Что ни говори, обыск в
юридической конторе – совсем не то, что вечерний обход переполненных баров.
– Нужного вам досье здесь нет. Примите как данность.
Можете смотреть любые папки, но не читать документов.
Нарушать конфиденциальность не позволено никому.
Договорились?
Подручные взглянули на Гэско, тот безучастно пожал плечами.
В сопровождении шести копов мы с Мордехаем прошли в мой
кабинет. Я принялся выдвигать ящики стола. Гэско ехидно прошептал у меня за
спиной:
– Чудненький офис.
Снимая со стеллажа папку за папкой, я подносил каждую к носу
лейтенанта и ставил на место. С понедельника в моем производстве находилось не
много дел.
Мордехай вышел. Когда Гэско оповестил, что обыск закончен,
мы всей оравой вернулись в большую комнату. Мордехай говорил по телефону:
– Да, судья, благодарю вас. Да, лейтенант рядом. – Он с
улыбкой протянул трубку Гэско: – С вами хочет пообщаться судья Киснер, тот
самый, что выписал ордер на обыск.
Гэско скорчил мину, будто ему предстояло дотронуться до
прокаженного.
– Лейтенант Гэско слушает. – Трубка не касалась уха.
– Джентльмены, – обратился Мордехай к полицейским, – вы
имеете право обыскать только эту комнату. В кабинеты вам доступа нет.
Распоряжение судьи.
– Да, сэр, – буркнул Гэско и положил трубку.
Около часа мы наблюдали, как копы рылись в столах.
Давно сообразив, что обыск никаких результатов не даст, они
явно играли у нас на нервах, медленно снимая с полок папки и сборники законов,
покрытые толстым слоем пыли.
Кое-где пришлось потревожить паутину. Каждая папка имела
отпечатанное или написанное от руки название. Двое копов под диктовку Гэско
записывали заголовки в блокноты. Долгая и безнадежно скучная процедура.
Столом Софии они занялись в последнюю очередь. София сама,
тщательно выговаривая каждую букву, продиктовала им названия своих папок.
Полисмены старались держаться от нее подальше. Ящики стола София выдвинула
ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было увидеть содержимое.
Шкафчик с ее личными вещами не заинтересовал никого. Я был убежден, что в нем
она держит целый арсенал.
Из конторы копы ушли не попрощавшись.
Я принес Софии и Мордехаю извинения за испорченное утро и
скрылся в кабинете.
Глава 23
Под номером пять в списке выселенных числился Келвин Лем. В
городе насчитывалось около десяти тысяч бездомных, и примерно столько же папок
лежало на стеллажах и в архиве конторы на Четырнадцатой улице. Упомнить всех
клиентов было невозможно, однако имена почти всегда вызывали у Грина какие-то
ассоциации. Так получилось и с Лемом.
Мордехай имел дело с общественными кухнями, приютами,
благотворителями, священниками, полицейскими и коллегами – адвокатами
бездомных. С наступлением темноты мы отправились в центр города, в церковь,
зажатую между красивым административным зданием и роскошным отелем. Подвал
храма, довольно просторное помещение, был уставлен рядами складных столов; люди
ели и разговаривали. Заведение разительно отличалось от знакомых мне общественных
кухонь с их неизбежным супом: на тарелках лежали кукуруза, жареный картофель,
куски цыпленка или индейки, фруктовый салат, хлеб. Запах пищи напомнил мне об
ужине.
– Я не забегал сюда несколько лет, – сказал Мордехай, стоя у
входа. – Они кормят здесь триста человек в день.
Поразительно, не правда ли?
– Откуда берутся продукты?
– Из центральной кухни, мы были там, это в здании БАСН. Им
удалось создать эффективную систему сбора излишков в городских ресторанах. Не
объедков, а нормальных продуктов, которые испортятся, если их быстро не пустить
в дело. Несколько авторефрижераторов объезжают город и свозят продукты на
кухню, где готовят обеды, замораживают и распределяют по приютам. Больше двух
тысяч порций в день.
– Еда выглядит аппетитно.
– Она и впрямь хороша.
К нам подошла молодая женщина Лиза, местный администратор.
Мордехай был знаком с ее предшественником.
Пока они вели негромкий разговор, я рассматривал зал.
