– Неужели мы победим?
Предыдущие Войны Троллей славились тем, с какой скоростью наши нации терпели оглушительное поражение.
– Я вот тоже недоумеваю. Впрочем, – оживился он, – мне и раньше случалось ошибаться. Никогда не забывайте, что я вижу только возможную версию развития событий, и спутанный клубок потенциальных будущих порой могу принять за одно целое.
Тут он был прав. Судьба, к сожалению, избегает конкретики. Может, прозвучит сомнительно, но все мы сами себе ясновидцы. Все, что мы можем вообразить, любое будущее даже из самых смелых наших фантазий, всегда кроет смутную возможность воплощения в реальность. Мастерство Кевина состояло в том, что он воображал будущее не просто возможное, а немаловероятное. Как он однажды сказал: «Ясновидение – это на десять процентов игра в угадайку, и на девяносто – математика вероятностей».
– С принцессой-служанкой разобрались, еще новости будут? – полюбопытствовал Кевин.
– Вагон и маленькая тележка. Нужно найти некое Око Золтара – слышал о таком?
– А то. Ему уже несколько веков назад присвоен статус Легенды 3-й категории.
Ага, третья категория. Значит, Око «скорее всего вряд ли вообще существовало». Не очень воодушевляет, но спасибо, что не вторая («доказательств существования не обнаружено»), и огромное спасибо, что не первая («несуществование доказано»).
– Третья, говоришь? Звучит как-то неутешительно.
– Единорогов когда-то тоже так классифицировали, – напомнил Кевин. – И латимерий. А они ведь настоящие, это все знают.
Кевин нахмурился, устремил на меня пристальный взгляд, и на его лице появилось сосредоточенное выражение.
– А кому это понадобилось Око Золтара?
Я рассказала ему о встрече с Могучим Шандаром, о его сделке и о наших перспективах. Кевин призадумался.
– Я поспрашиваю у своих. Через час собираемся на совет.
Я пообещала все организовать, и Кевин умчался без дальнейших объяснений.
– Он что-то увидел в будущем, что-то нехорошее, – сказал Тайгер.
– Да, я заметила его реакцию. А я нервничаю, когда пророки нервничают.
Вернулась принцесса с рулоном туалетной бумаги в руке.
– Мне это складывать или мять, когда я… того, этсамое?
Мы с Тайгером переглянулись.
– Только давайте без этой немой жалости на лицах, – сердито сказала принцесса. – Я лишилась всех своих слуг, это огромная жертва с моей стороны, бремя, какого вы, олухи, и представить не можете. Плюс еще это тело все покрыто такой жуткой красной сыпью – да я тут вообще боюсь, что умираю, а то в животе такое сосущее чувство.
– И давно оно у тебя?
– Да с самого начала.
– Это голод, – коротко ответила я. – Ты никогда раньше не бывала голодна?
– Ну ты головой-то думай. Я принцесса!
– Твое новое тело подает тебе знаки о том, чего ему не хватает, и тебе нужно научиться доверять им. Показывай свою сыпь. Жизнь в приюте кого хочешь сделает спецом по кожным болячкам.
Она издала неопределенный звук – попробую описать его как «хм-м-мпф», – и я потащила ворчливую принцессу в сторону женских туалетов.
К счастью для них обеих – принцессы и Лоры Скребб – сыпь была пустяковой и выступила скорее всего от сна на влажном сене. Я объяснила (без наглядной демонстрации), как управляться с туалетной бумагой, и когда с этим было покончено, отвела ее на кухню «Казама». Там принцесса познакомилась с нашей кухаркой, которую все называли Нестабильной Мейбл, но только за глаза.
– И где ты только откопала такую замухрышку? – спросила Мейбл, накладывая принцессе полную тарелку вчерашнего жаркого. – Вид у нее такой, будто ее морили голодом с перерывами на жестокое обращение. Из дворца привела?
– Какие возмутительные инсинуации в адрес замечательного работодателя, – сказала принцесса, уплетая жаркое. – Да будет вам известно, члены королевской семьи – добрые и щедрые люди, относятся к прислуге со всем уважением и почти никогда не выставляют их во двор под проливной дождь себе на потеху.
Нестабильная Мейбл, которая не была еще настолько безумна, чтобы не уметь трезво мыслить, взглянула на меня округлившимися глазами.
– Это что, принцесса, что ли?
– Увы и ах.
Принцесса замерла с непрожеванным куском во рту, с голодухи, видно, позабыв о манерах.
– Почему все меня узнают?
Мейбл всегда отличалась прямотой слова и ответила без обиняков:
– Да потому, что ты слывешь в Королевстве испорченной, эгоистичной, бессердечной маленькой поганкой.
– Ясненько, – принцесса полезла за листком. – И тебя запишем. И всех в этом списке выпорют за неуважительное обращение с моей персоной. Имя?
– Мейбл… Спартак.
Принцесса уже начала было писать, но до нее вовремя дошло, что ей уже некоторое время вешают лапшу на уши.
– Вам же хуже будет, – пригрозила она. – Ненавижу вас всех и каждого и не могу дождаться, когда наконец отсюда выберусь.
Выговорившись, принцесса скуксилась и села, скрестила на груди руки.
Мейбл повернулась ко мне и спросила:
– Могу я внести предложение?
– Всегда пожалуйста.
– Ты отведи ее в сиротский центр занятости, пусть ее определят на сутки чистить канализационные стоки. Потом пару дней поживет на улице, пока не выветрится вонища, которую ни одним мылом не отскребешь. После такого, глядишь – и гонору поубавится.
– Всех вас ненавижу, – повторила принцесса. – Звери вы, и нет в вас ни капли сочувствия, понимания и банального уважения к тем, кто стоит выше вас. Если вы меня сию минуту не отвезете домой, я задержу дыхание и буду так сидеть, пока не посинею. Вот тогда вам станет стыдно!
Я подумала, разглядывая ее, вздохнула и сказала:
– Зачем такие жертвы. – Я достала из кармана ключи от машины. – Я просто принесу королю и королеве свои извинения, объясню, что ничем не могу помочь их дочери, что ей уже ничто не поможет. И будешь ты жить припеваючи, не ведая забот и нужды, под непробиваемым панцирем своего вопиющего невежества, и умрешь так же, как и жила: без цели, без достижений, без миллиграмма хоть какой-нибудь пользы.
Она открыла рот и молча захлопнула его. Я продолжала:
– Добраться до дома ты можешь и без моей помощи, принцесса. Вот бог, вот порог. Насильно здесь тебя никто не держит. Только сделай одолжение, задумайся на минутку о Лоре Скребб, сироте, за которой ты недостойна даже кожную сыпь донашивать – она не может выйти ни за какой порог, пока ей не исполнится восемнадцать, и то – лишь навстречу скупой бедности, разочарованиям, работе до седьмого пота и смерти – ранней, если повезет.