Вот и я не сводила с тральфамозавра глаз. Он был готов к броску. Его пасть разверзлась. Я замерла в нерешительности, переступила с ноги на ногу и стала ждать его следующего движения.
…Которого не последовало. Грозное движение челюстей оказалось всего лишь добротным зевком. Нас обдало ароматами гниющего мяса, и сию же секунду тральфамозавр превратился в темное гранитное изваяние, которое слегка посверкивало в последних лучах уходящего солнца.
– У-ук, – сказал Ральф с облегчением.
Мы переглянулись и прыснули со смеху. Видимо, на нервной почве, потому что смешного тут ничего не было. Мы молча обошли застывшего зверя и разбили лагерь в брошенной военной бронемашине. Раздобыли несколько огневых ягод, мы разожгли их, подергав за черенки, и устроились на ночлег. Сон не шел. Отовсюду доносились сопение, царапанье, щелчки и свист – ночная фауна Пустой Четвертины выходила на свои ночные дела. К счастью, далеко от нас.
– У нас осталась хоть какая-нибудь еда? – спросила я, когда голод уже вовсю давал о себе знать.
– Ральф куда-то ушел, и у него был охотничий блеск в глазах, – сказал Габби. – Но если он вернется с пустыми руками или вообще не вернется, у меня где-то завалялся «Сникерс».
Ральф вернулся (это хорошо) с уже освежеванной болотной крысой. Воспользовавшись пластом металлолома вместо сковородки, мы недолго думая поджарили мясо. Сейчас мы были бы рады любой еде – даже крысе. Уилсон и я улеглись спать, свернувшись калачиками в раскуроченном автомобиле, и укрылись покрывалом из сухого дерна и вереска. Габби устроился отдельно от нас и делал записи в блокноте с кожаным переплетом.
– Работа, – объяснил он в ответ на мой вопрос. – Наверху хотят знать все, что здесь происходит.
– Как я тебя понимаю, – сказала я. В мире магии тоже до опупения любили всякую канцелярию.
Я смотрела на звезды, такие яркие и чистые в синеве ночного неба, как вдруг что-то пискнуло, и разгоряченная почтовая улитка липко плюхнулась мне на грудь. Она была грязная, побитая, у нее недоставало одной антенки, а панцирь был исцарапан, живо давая понять, что бедняжка чуть не стала жертвой хищника. Семь часов давно миновало, сеанс связи не состоялся (ракушка-то осталась в броневике), вот Мубин и прислал улитку. Я сняла записку и поднесла ее на свет огневой ягоды. Если вчерашнее сообщение было записано аккуратным почерком, то сегодня текст как будто писали впопыхах.
Дженнифер!
Не смогли до тебя дозвониться, надеюсь, ничего страшного не случилось. Око Золтара важно как никогда и береги принцессу всеми правдами и неправдами. Перкинсу скажи от меня, пусть будет готов ликвидировать любые помехи. Кевин передает: когда будешь стоять на плечах великанов, не бойся прыгнуть в бездну.
Мубин.
Ответить я никак не могла, так что я сложила послание и спрятала в нагрудный карман. Мне все это очень не нравилось. Неужели Мубин имеет в виду «игнорировать любые помехи» в том же смысле, что и Уилсон в своем рассказе? Выполнить поставленную задачу любой ценой? И что еще за прыжки с плеч великанов? Великаны вымерли много лет назад и давным-давно переведены в легенды шестой категории вместе с птицами додо: «Существовали, но абсолютно точно вымерли».
Я лежала неподвижно, прокручивая в голове события минувшего дня. В свете ягод я заметила Ральфа, который уселся на камень с ножом в руках, собравшись нас караулить. Я подвязала платком нижнюю челюсть, чтобы случайно не зазеваться, и устроилась как могла на том, что оставалось от автомобильных сидений. Было холодно, и казалось, что после такого дня я ни за что не засну. Не прошло и пяти минут, как я доказала себе обратное.
Утренняя охота
Проснулась я, продрогшая до костей. Воздух был морозным, густой туман устилал землю нежным молочным покрывалом. Я закашлялась и посмотрела в небо. Было рано. Уилсон спал рядом, а Ральф сидел на том же месте, что и накануне, только сейчас он ссутулился и крепко спал. Габби нигде не было видно. Я потянулась, огляделась и вдруг уловила далекий свист. Так свистит ветер, поющий в бахроме летящего на большой скорости ковра-самолета.
Звук доносился откуда-то с севера и, кажется, приближался. Через секунду откуда-то возник Габби, на бегу натягивая рюкзак. Вид у него был встревоженный.
– Хватайтесь за что-нибудь! – заорал он. – Левиафан вышел на охоту!
Уилсон еще спал, так что я накрыла его собой и втиснула наши туловища в угол машины, упираясь обеими ногами в пол и обхватив руками погнутый руль. Габби вцепился в дверной косяк.
Свист стал громче, ветер усилился – пресловутый «грозовой фронт», предвестник охоты на бреющем полете, грозился смести с земли все, что только могло взлететь в воздух. Секунда – и воздух заполонили птицы всех мастей, тщащиеся обогнать хищника. Мимо нас проносились чайки, воробьи, ястреб, три цапли, пеликан и два десятка скворцов, жмущихся друг к дружке в поисках спасения. Многие приземлились в изувеченный автомобиль и, на время забыв нас бояться, забились во все доступные щели. Три тупика зарылись ко мне под куртку, а воробьи, галки, кулики и один дятел отчаянно пытались пролезть под бронированный кузов.
А свист продолжал нарастать, вместе с ветром и грозовым фронтом. У меня заложило уши. Мимо вдруг пронесся рой насекомых, дрожащих и кувыркающихся в потоке ветра. Бабочки, пчелы, осы, божьи коровки и мириады других сбились в один растерянный рой в безнадежной попытке уйти от погони. Пыль, земля, мелкая галька, клочья травы поднимались в воздух и подмывались вверх ураганом. Я подняла голову, чтобы посмотреть на левиафана – вы бы сделали то же самое на моем месте – и обратила внимание на Ральфа. Он стоял на камне с ножом в руках, наблюдая за стремительно приближающимся гигантом. Теперь я тоже увидела левиафана – точнее, фрагменты левиафана. Прежде всего в глаза бросалась его пасть – зияющий овал в двадцать футов шириной, окаймленный жемчужно-белыми зубами размером с артиллерийский снаряд каждый. Остальной левиафан оставался неразборчивым, дрожащим миражом в облаках. Еще несколько секунд – и зверь накрыл нас и прошел у нас над головами с громом и шумом, как гигантский пылесос. Я заметила Ральфа. Он готовился к атаке. Может, ему показалось, что один австралопитек сможет одолеть левиафана. Может, он хотел быть первым, кто попытался. А может, в глубине души осторожничающий одиночка, который когда-то был Ральфом ДиНейлором, хотел покончить с такой жизнью, дерзнув принять свое самое рискованное решение. Я не знаю. Но пока левиафан проплывал мимо, Ральф ухитрился воткнуть кинжал под кожу звериного брюха, и чудище подхватило и понесло его, продолжая охоту и как будто не обращая внимания на пассажира.
Военная машина, служившая нам убежищем, пошатнулась, когда левиафан прошел над ней, и все замерло. Стих ветер, птицы повысовывались из укрытий, потерли свои клювы и разлетелись, не придавая происшествию большого значения. Мы с Габби смотрели левиафану вслед. Левиафан… точнее, дрожащий мираж, который был левиафаном, спустил воздух из рядов парных дыхал у него на подбрюшье и рванул вертикально вверх.
