Он закусил губу, вздохнул. Накрыл мою руку своей. Я почувствовала, что его бьет дрожь.
– Я не такой, каким ты меня считаешь, Дженни. И «нас с тобой» никогда не могло быть. Уж точно это не могло длиться долго.
Я промолчала. Я хотела, чтобы мы были вместе, но в глубине души понимала, что он, конечно, прав. И в том, что он был единственным нашим шансом, тоже.
– Я не говорил тебе раньше, – сказал Перкинс, – но перезагрузка Ральфа была не первым заклинанием, которое выжгло часть моих жизненных соков. Превращение Колина в резину тоже забрало у меня два года. Вообще, – он опустил глаза, – любое заклинание забирает у меня жизнь. За каждую когда-либо навороженную мной мелочь я расплачивался неделями, месяцами и годами. Скажи правду, на сколько лет я выгляжу?
– Ничего не хочу слышать.
– Придется, Дженни. Сколько?
Я пристально посмотрела на него.
– Пятьдесят?
– Мне шестьдесят один. Магически спровоцированное старение бережнее обходится с кожей, чем солнце, ветер и годы. Я самозванец, Дженни. Я могу колдовать, только укорачивая свою жизнь, а не по-настоящему. Знаешь, сколько мне на самом деле? Сколько времени я провел на этой планете?
– Не знаю, – ответила я, когда меня оглушило этой неприятной мыслью.
– Мне четырнадцать, Дженни. Я не волшебник – я прожигатель. Одноразовая разменная монета. Как и любой прожигатель, я здесь для одной-единственной цели: сгореть ярко и быстро, чтобы прийти на помощь другим в трудную минуту.
Я никогда не встречала прожигателей, но я знала, что обычно их действительно хватало на пару-тройку серьезных заклинаний, прежде чем они испепеляли свои жизненные силы дотла. Некоторые из лучших волшебников в мире были прожигателями, которые совершали один фантастический подвиг – и затем исчезали.
– Нет, – сказала я, и из глаз у меня брызнули слезы. – Хватит с тебя магии. Вот вернемся в «Казам» – поручим тебе другие обязанности.
Он медленно покачал головой.
– Я всегда мечтал об этом. Принести магическую пользу. Дженни, нам дали задание – найти Око Золтара и любой ценой беречь принцессу. Мубин сказал мне ликвидировать любые помехи при выполнении этой работы. Он бы не сказал так, если бы наш квест не был жизненно важен.
И опять он был прав. К тому же Мубин не единолично принял такое решение.
– Великие маги отдают себя волшебству без остатка. Так я хотя бы проведу остаток дней с тобой. Я все решил, Дженни. Начинай относиться ко мне трезво – как к полезному ресурсу, который нужно расходовать с умом.
Я подняла на него глаза и робко улыбнулась. Кажется, в этот момент я любила его как никогда. Придет время – я выйду замуж, рожу детей, овдовею и снова выйду замуж – но мое сердце, мое истинное сердце, то, которое любит раз и навсегда, всегда будет принадлежать Перкинсу.
– Говорят же, что в магической индустрии крепких отношений не построить, – сказала я, утирая слезы. – Некоторые даже думают, что сама магия прилагает активные усилия, чтобы этому помешать.
– Да, – согласился Перкинс. – Я именно об этом и думал.
– «Полезный ресурс, который нужно расходовать с умом»? – переспросила я. – Так ты себя видишь?
Он улыбнулся.
– Слишком резко, согласен, но я хотел достучаться до тебя. Помнишь, Кевин предсказывал, что я состарюсь в Кембрийской Империи? Он оказался прав. Только это происходит раньше, чем я рассчитывал.
Со вздохом я стянула резинку с волос и запустила пальцы в волосы. За три дня без душа они спутались и запачкались. Какая же я дура! Как я могла сомневаться, что это квест. Миссия – это душевно, миленько и лампово, и никому не нужно умирать. Но квест всегда требует гибели близкого товарища и одну или более сложных моральных дилемм. Я обманывала себя. Наивная дура.
– Прости, что втянула тебя в это.
– Неправда. Я вызвался добровольцем. Да, знаю, это большая жалость, что Ока Золтара здесь нет, но теперь мы знаем это наверняка. Десять минут назад у нас даже этой элементарной уверенности не было.
– Допустим, но толку-то, если мы не успеем никому об этом рассказать.
– Что за пораженческие настроения, – сказал Перкинс и вскочил на ноги. – Разберемся с Шандаром, когда вернемся домой. Надерем этим дронам задницы и отправим вас по домам.
– Не уверена, что этот фразеологизм применим к дронам, у которых нет задниц, но ты прав. Ты что-то придумал, чтобы вывести из строя Пустых?
– Я в процессе, – улыбнулся он.
Мы зашагали в сторону арки, ведущей к воротам и лестнице вниз, и я обернулась, чтобы обвести прощальным взглядом площадку, откуда великан Идрис некогда обозревал мироздание.
– В такой облачности ему мало что было бы видно, – сказал Перкинс, подмечая то же, что и я.
Тут мы услышали грохот. Что-то упало наземь позади нас. Мы машинально повернулись, чтобы разобраться в ситуации, и увидели кости человеческих пальцев, покатившиеся по земле. Раньше их тут не было. Мы с Перкинсом нахмурились. Из густого тумана над нашими головами выпала локтевая кость с наручными часами, зацепившимися за иссохший хрящ. Я подобрала кость. То, что я приняла за часы, оказалось наручным альтиметром – такие используют парашютисты и воздухоплаватели. На задней крышке была выгравирована надпись.
– «Моему боевому товарищу Майло-Пролетайло, лучшему небесному волку, что видал белый свет», – прочитала я.
– Звучит как пиратский жаргон, – сказал Перкинс. – Только «йо-хо-хо» не хватает.
– Да нет, вот оно, выгравировано на ремешке, глянь.
– А, ну вот. Но что это значит?
Мы оба посмотрели вверх на ниточки тумана, проплывающего над нами.
– Та древняя магия, которую мы чувствуем, – это облако, – поняла я. – Вот почему вершина Кадер Идрис постоянно окутана облаками. Она что-то скрывает.
Я подобрала камушек и со всей силы подбросила вверх. Что-то звякнуло, когда камень ударился обо что-то твердое, и в следующую секунду мы отскочили в сторону, когда небольшой фрагмент прогнившего крыла аэроплана вместе с лохмотьями брезента выпал из тумана и рухнул наземь. Над нами что-то пряталось. Мы не могли найти логово Пиратки Вольфф по той простой причине, что ее не должны были найти. Вечно так с пиратами. Никогда нельзя недооценивать их хитроумность.
– Если наверху что-то есть, значит, должен быть и способ туда забраться, – сказала я, глядя по сторонам. – Нужно найти самую высокую позицию.
Торопливо оглядевшись в сыром тумане, мы нашли ее: высокая спинка трона Идриса, одна сторона которого возвышалась на двадцать футов над каменной поверхностью горы, а вторая обрывалась на семь тысяч футов вниз сквозь туман и до самой долины у подножия горы.
– Подсади меня, – попросила я, и Перкинс помог мне вскарабкаться на большое каменное сиденье. Я посмотрела вокруг, соображая, как лезть дальше, и нашла удобный выступ для руки, потом для ноги. Из-за влажности эти выступы были не видны снизу, но их явно проделали тут не просто так. Я быстро забралась на спинку трона – это был узкий каменный бордюр не толще шести дюймов. Я постаралась стоять так, чтобы если падать – то падать на безопасную сторону трона (и «безопасной» ее можно было назвать только в сравнении с альтернативой – болезненное падение с двадцати футов на камни всяко предпочтительнее несовместимого с жизнью падения с семи тысяч футов). Осторожно, балансируя на полусогнутых ногах, я протянула руку вверх в облако, которое отсюда казалось густым и совсем необлачным на вид, больше похожим на дым. Пальцы нащупали только пустоту, и я, надеясь, что удача покровительствует смелым, выпрямилась во весь рост на узком ранте. Мое туловище окунулось в туман, и я перестала видеть вокруг себя вообще. Это меня дезориентировало, и я чуть не оступилась на скользком камне, но быстро оправилась. Мое сердце забилось чаще. Я выпрямилась и вытянула руку над головой, надеясь дотронуться до любой поверхности. Я даже встала на цыпочки, но – безрезультатно. Я уже отчаялась и хотела было спускаться на твердую землю, как вдруг в моей памяти всплыло последнее предупреждение Кевина: «Когда будешь стоять на плечах великанов, не бойся прыгнуть в бездну».
