Естественно, каждая реформа при ее осуществлении выявляла и свои недостатки, так было и до, и во время перестройки. Но поступательного отхода от административно-командной модели путем целенаправленной нейтрализации этих недостатков и издержек не происходило.
Не хотел бы восприниматься как человек, не только не видящий достижения советского периода нашей истории (таких людей мало, в основном акцент делается на ту цену, которую пришлось платить за это нашему народу), но и отрицающий положительные стороны советской экономической модели, в первую очередь планирование, промышленную политику, способность государства контролировать экономические механизмы. Все это (без всяких попыток адаптировать к рыночным условиям) было преступно выброшено за борт неолибералами в первой половине 90-х годов.
Понимаю также пределы возможностей, заложенных в построение той или иной модели экономики СССР. Страна развивалась во враждебном окружении – это факт, и не думаю, что мы стали сами основной причиной такой враждебности, хотя кое-что добавили к ней и сами. В результате значительная часть мощностей производства, научного потенциала, бюджетных инвестиций использовалась для оснащения армии и флота. В итоге страдали в своем развитии те производства и услуги, которые призваны обеспечивать жизнедеятельность людей. Вместе с тем экономика страны была практически изолирована, развивалась на основе автаркии – торговля со странами Запада была минимальной, что резко сокращало получение через конкуренцию результатов технико-технологического прогресса. Лишь после Второй мировой войны экономика СССР полуоткрылась, но за счет внешнеэкономических связей с социалистическими и развивающимися странами.
Сказался и чисто человеческий фактор, особенно после того, как пал «железный занавес», люди стали больше ездить за рубеж, общаться с теми, кто приезжал к нам, возрастало недовольство от вечных дефицитов, в том числе на товары первой необходимости. Расширялась теневая экономика. Блестяще проиллюстрировал «дефицитную» тему выдающийся сатирик Аркадий Райкин, который в одной своей репризе показал «самого уважаемого человека в обществе» – директора магазина, знакомство, а тем более дружба с которым приобретала неимоверно высокую значимость.
Недовольство экономическим положением советских граждан было на руку сепаратистам – многие им верили, что ухудшающаяся ситуация объясняется тем, что Российская Федерация использует в своих интересах природные богатства национальных республик. Особенно эта тема была на слуху на Украине и в Грузии. После получения независимости союзными республиками жизнь показала, как далеки от истины такие оценки, – экономическое положение в России по всем основным показателям оказалось намного лучше, чем в новых суверенных государствах. ВВП в расчете на душу населения в России в 2008 году был в 3 раза выше, чем на Украине, в 6,6 – чем в Молдавии, в 11–16 раз – чем в Узбекистане, Киргизии и Таджикистане.
В 1990 году у меня взяло интервью грузинское телевидение, и после его показа многие мои тбилисские знакомые выражали искреннее недоумение и даже осуждали меня за слова: «Знаю, что у вас есть превосходные экономисты, пусть они спрогнозируют торговый и платежный баланс „суверенной“ Грузии, подытожат ее потребности в основных видах энергоносителей, сырья, металлов, продовольствия, посмотрят, насколько эти потребности покрываются за счет внутренних ресурсов и сколько будет необходимо затратить на их приобретение по мировым ценам. А если к этому добавить средства на содержание вооруженных сил, чиновничьего аппарата, заграничных учреждений, наконец, необходимые затраты на образование, культуру, развитие социальной сферы?»
Пусть не упрекнут меня в том, что я был или в настоящее время выступаю против самостоятельности Грузии. Речь шла лишь о трезвой оценке плюсов ее существования в едином экономическом пространстве, на котором центральную роль могла играть Россия.
Несомненно, что одной из наиболее значимых причин распада Союза был кризис отношений по линии Центр – республики. На постоянной основе его создавало отсутствие федерализма в построении государства. В. И. Ленин не с самого начала, но в последние годы перед своей смертельной болезнью явно находился на стороне тех, кто противился созданию унитарного государства. Это видно по его письмам, в которых не просто содержались обвинения ряда руководящих работников Центра (причем, как правило, нерусских) в шовинистических настроениях в отношении «националов», но и был сделан явный акцент в пользу федерализма.
В дальнейшем победила линия на «показной», «витринный» федерализм, отражаемый в сменявших друг друга Конституциях. Однако, по сути, было создано абсолютно централизованное, унитарное государство. Союзные республики лишь провозглашались суверенными, самоуправляемыми. На самом деле все или почти все в главном предписывалось Москвой.
Нельзя отрицать того, что создавались условия для развития национальных литературы, искусства, кинематографа, театра, образования, здравоохранения. Самым положительным образом сказывалось необходимое для этого тесное общение интеллигенции различных республик. На местах развивалась наука, промышленность. Но всем руководили из Центра. Даже вопросы строительства тех или иных предприятий в республиках часто решались не на основе экономической целесообразности, а по политическим мотивам. Характерно в этом плане сооружение металлургического комбината в Рустави (Грузия), куда пришлось издалека поставлять и руду, и коксующийся уголь. Но зато комбинат должен был способствовать созданию и укреплению настоящего рабочего класса в преимущественно «мелкобуржуазной» республике.
Из Центра диктовалась для неукоснительного выполнения и кадровая политика. Если во главе республики стоял представитель, как сейчас говорят, «титульной национальности», то вторым секретарем ЦК республиканской компартии направляли «наместника» из Москвы. Из Центра подчас направлялись и первые секретари ЦК – Каганович, а затем Мельников на Украину, Брежнев в Молдавию, а затем в Казахстан и т. д. Лица «титульной национальности» обычно не занимали постов руководителей республиканских КГБ. Между тем понятно, что парторганы и КГБ были фактическими хозяевами в республиках. Да что и говорить, без Москвы не назначались не только председатели, но и члены республиканских правительств, руководители крупных предприятий, расположенных на территории республик. Практически согласовывались с Центром все мало-мальски важные назначения.
Такая практика продолжалась и во время перестройки. В конце 1986 года, например, на пост первого секретаря ЦК Компартии Казахстана был выдвинут Г. В. Колбин – секретарь Ульяновского обкома партии, не имевший никакого отношения к республике. Из воспоминаний Н. А. Назарбаева: «Обсуждать, собственно говоря, было нечего, – никто из нас его толком не знал. Все впали в какое-то загипнотизированное состояние. В такой завороженной обстановке и прошел Пленум ЦК Компартии, вся процедура которого заняла 18 минут. Все подняли руки, и первым секретарем ЦК стал Колбин. Вновь восторжествовал синдром бездумного послушания Центру, синдром казарменной психологии: „Мы – лишь солдаты партии“. Никто не задумывался о последствиях, а они не заставили себя ждать»
[178]. В ответ на назначение Колбина прошли массовые демонстрации и митинги местного населения. Против них были введены войска.
