Вывод об однополярности мира после окончания холодной войны основывался еще на двух предположениях: во-первых, что США выиграли холодную войну, а СССР проиграл ее; во-вторых, что и после холодной войны, уже в новой обстановке, США сохранили не только количественные, но и качественные атрибуты сверхдержавы – сплочение под своей эгидой целого ряда государств, которые за обеспечение своей безопасности платили подчинением американским командам. Такие выводы крайне несостоятельны. По словам бывшего посла в Москве Джека Мэтлока: «В США распад Советского Союза восприняли как военную победу, что привело к появлению настроений триумфализма и ощущения всемогущества „единственной в мире сверхдержавы“… Рейган, например, никогда не говорил, что мы победили в холодной войне. Он писал в своих мемуарах, что это результат договоренности между партнерами… США не одержали победу в холодной войне, но американские руководители начали вести себя так, будто они победили»
[209].
Мэтлок был не единственным в подобных оценках. Один из старейших и наиболее уважаемых политиков Дж. Кеннан назвал «глупостью и ребячеством» предвыборное выступление в 1992 году Буша-старшего, заявившего о победе США в холодной войне.
Нужно признать, однако, что подобно Мэтлоку и Кеннану думали не все, в том числе в Москве. И нисколько не случайно, что под шум разговоров о деидеологизации международных отношений российский МИД начал свою деятельность с проявления готовности ориентировать Россию на следование в качестве ведомой в фарватере, проложенном Соединенными Штатами. Выстраиваемая конфигурация выбивала Россию из мировой политики в качестве независимой силы, что было пагубно для нашей страны. Это происходило в то время, когда мировое сообщество уже признало Россию преемницей СССР, в том числе обладающей статусом постоянного члена Совета Безопасности ООН. Избегать конфронтации с США – конечно, этого требовали наши национальные интересы. Но безропотно присоединяться к «цивилизованному Западу», руководимому США, когда остальной мир российский министр иностранных дел называл «шантрапой», – такая перспектива лишала страну самостоятельности и была чревата ее втягиванием во все более проявлявшийся авантюрный курс Соединенных Штатов.
Президент Б. Н. Ельцин, который в деталях не разбирался в мировых делах, но, несомненно, обладал острой интуицией, предложил мне, тогдашнему руководителю Службы внешней разведки, возглавить МИД. Он, естественно, был знаком с моим резко отрицательным отношением к тенденции однополярного мироустройства – я регулярно, раз в неделю, встречался с президентом и докладывал ему обстановку в мире, опираясь на анализ источников разведки. Ответил он прямо и на мой вопрос: будет ли способствовать мое назначение министром иностранных дел его переизбранию на второй срок (шел 1996 год) – ведь на Западе смена министров иностранных дел России, да еще и мое назначение, вызовет отнюдь не положительную реакцию? «А может быть, это и к лучшему», – отреагировал Ельцин.
В Соединенных Штатах все больший вес приобретала политика, направленная на утверждение американской гегемонии в мире через однополярное мироустройство. Ее проявлениями стали и расширение НАТО вопреки обещаниям, данным американскими и другими западными руководителями советскому руководству перед окончанием холодной войны, и односторонний выход Соединенных Штатов из Договора по ПРО, существование которого сдерживало гонку вооружений, и предпринятые без санкции Совета Безопасности ООН бомбардировки Югославии, осуществленные НАТО по приказу Вашингтона, несмотря на то что далеко не все лидеры стран, входящих в этот союз, были, мягко говоря, в восторге от предпринимаемых действий.
Главными проводниками такой политики стали американские неоконы (неоконсерваторы), получившие решающее влияние при президентстве Буша-младшего. Их усилиями была создана доктрина унилатерализма, согласно которой в мире, сложившемся после холодной войны, США берут на себя миссию единолично определять государства, угрожающие безопасности мирового сообщества, и без соответствующего решения Совета Безопасности ООН применять против них вооруженную силу. Принятая Вашингтоном доктрина не предусматривала даже согласие союзников США на их действия – в НАТО существует принцип консенсуса, и доктрина обходила это препятствие.
Плацдармом для отработки доктрины унилатерализма стал Ирак, поэтому необходимо подробнее остановиться как на реальности выдвинутых Вашингтоном причин военной операции против Ирака, так и на результатах американской оккупации этой страны.
Предлогом для вооруженной интервенции США послужила фальсификация американских спецслужб, утверждавших, что Ирак производит ядерное оружие. Если его не обнаружила Спецкомиссия ООН, которая проводила длительные инспекции на месте, то его найдут американские военные контролеры, – эти слова звучали в Вашингтоне, когда президент Буш-младший решил ввести войска в Ирак. Через семь лет после ввода войск, во время пребывания в иракском городе Рамади, министр обороны США Роберт Гейтс признал: «Проблема для американцев с этой войной заключается в том, что те предпосылки и предположения, на основании которых мы приняли решение начать боевые действия, – то, что Саддам имеет оружие массового уничтожения, – были надуманными».
Если говорить точно, то не надуманными, а вымышленными. После оккупации не только не удалось найти следы ядерного оружия или его производства, но и обнаружить связи режима Саддама Хусейна с «Аль-Каидой» – об их существовании тоже заявляли представители администрации Буша-младшего, пытавшиеся создать общественное мнение, благоприятное вторжению в Ирак.
Уже в ходе военной интервенции был выдвинут еще один побудительный момент – необходимость привнести в Ирак демократию. Слов нет, режим Саддама Хусейна нуждался в демократических переменах. Но такие изменения не могут экспортироваться, тем более навязываться силой, а форма демократии должна учитывать национальные особенности Ирака – историю, традиции, религиозную обстановку, социально-экономическую ситуацию. Этим универсальным правилам пренебрегла под влиянием неоконов администрация Буша-младшего, сконцентрировавшаяся на доказательстве существования однополярного мира.
Результаты вторжения США в Ирак окончательно похоронили доктрину унилатерализма. Операция была начата в 2003 году, и через семь с лишним лет, 1 сентября 2010 года, было объявлено о ее окончании – боевые части были выведены из Ирака. 50 тысяч военных, оставшихся там, уйдут, по заверениям Вашингтона, в 2011 году. Чего добились США, потеряв за этот срок около 5 тысяч солдат и офицеров убитыми и 32 тысячи ранеными? Потери иракцев, в том числе в междоусобицах, начавшихся после американской оккупации, составляют, по различным источникам, от сотни тысяч до миллиона человек.
Я далек от идеализации режима Саддама Хусейна, и в частности от отрицания его антишиитской политики
[210].
