– Кажется, я вижу женщину в синем плаще.
И трехлетний или четырехлетний Авраам Авраам, сидящий в своей прогулочной коляске, взволнованно оглядывал улицу, пока не обнаруживал такую женщину и не указывал на нее пальчиком. Когда он подрос, игра усложнилась. Отец говорил:
– По-моему, я вижу мужчину, который опаздывает на встречу.
И его сын прочесывал взглядом улицу, пока не замечал небритого мужчину, перебегающего дорогу на красный свет, и не указывал на него. Отец, держащий его за руку, говорил: «Точно!» – и Авраам был попросту счастлив.
Прервав молчание, он спросил отца:
– Как самочувствие?
Но тот не услышал вопроса.
– Шломо, – сказала мать, – Ави спрашивает, как ты себя чувствуешь. Что с тобой, ты еще и оглох?
Когда они поели и мать сложила посуду в посудомойку, зазвонил мобильник.
– Инспектор Авраам?
– Слушаю. – Он вышел из кухни.
– Это Литаль Леви, из участка. – Инспектор узнал молодую сотрудницу, новенькую, всего пару месяцев назад окончившую курс подготовки полицейских. – Вы – ответственный за дело подростка, которое завели вчера? Так ведь?
– Офера Шараби. Верно.
– Сейчас поступил анонимный звонок, который, возможно, стоит проверить.
– Поподробнее, пожалуйста. Звонок поступил вам?
Авраам надеялся, что девушка не почувствовала страха в его голосе.
– Он был короткий, и я не очень-то разобрала, но тот человек вроде сказал, что нужно искать его в дюнах, позади строительного проекта Пэ-триста. Он сказал, что тело там.
4
В конце концов, он-то и оказался последним среди тех, кто искал. И каким-то неуместным среди участников, которых, если б не он, там и не было.
Зеев проснулся первым. Эли спал. Михаль спала. Он выглянул наружу и посмотрел сквозь жалюзи балкона. Шел уже третий день. Снаружи все тихо, никакого движения. Ни в доме, ни на улице. Двое стариков шли по тротуару, и в руках у них были синие бархатные чехлы с талитами .
[6] Где тут в районе синагога, Зеев не знал.
Суббота была ее днем. Вернее, его днем. Днем, когда она может поспать подольше. Не подниматься вместе с Эли. Каждая секунда, когда малыш еще спит, была глотком свободы, секундой сладости. Волнение было огромным. Он еше не переварил произошедшего в последние дни – за час до того, как Зеев это сделал, он еще не представлял себе, на что способен. Странные, противоречащие друг другу чувства бурлили в нем с непривычной силой. Он был настолько переполнен стыдом и гордостью, что, казалось, вот-вот взорвется.
Когда вода закипела и чайник задрожал и закачался, проснулся Эли. Как всегда. Услышав из кухни его рев, Зеев приготовил бутылочку теплого молока, а себе – стакан чая с долькой лимона и коричневым сахаром. Он поднял Эли, и малыш, все еще не очухавшийся ото сна, удивленно взглянул на отца и на свою комнату. Они поздоровались с пятнистым плюшевым щенком, с деревянной лошадкой и с рыбкой, которая плавала от одного края маленького аквариума к другому. А потом мужчина перенес теплое тельце сына в гостиную, уселся в кресло-качалку и стал поить его молоком. Чай остыл.
Вскоре после этого отец посадил сына в коляску и вывез его гулять.
В городе было тихо и пусто.
Зеев пошел своим обычным путем, по улице Гистадрут, направо – на улицу Шенкар и до улицы Соколов, удерживаясь, чтобы не двинуться к дюнам. На случай, если Эли задремлет в коляске, он прихватил с собой роман Макьюэна «На берегу», но тот не задремал. Да Зеев и не смог бы читать. Когда они жили в Тель-Авиве, до рождения Эли, он по субботам выходил утром в кафе. Обычно на Дизингоф, с книгой или с ручкой и тетрадкой. Это были священные часы. Почти единственные часы, когда он не был учителем гимназии, когда мог быть кем-то еще, кем на самом деле хотел быть. И вот с четверга он снова стал кем-то еще – и снова оказался на пороге творчества после почти годичного прозябания.
Когда они вернулись, Михаль уже встала. Она была в халате – сидела в кухне и пила кофе с тостом, намазанным маслом и сливовым повидлом.
– Как все прошло? – спросила жена и тут же вспомнила. – Приходил сосед. Они сколачивают группу, чтобы помочь в поисках.
Как Зеев удержался, чтобы не рассказать ей? Именно это его поразило, и об этом он жалел больше всего. В последние недели он утаивал от нее два секрета. Про писательский семинар и Михаэля Розена он сперва и не думал молчать. Просто не рассказал, когда отправился туда в первый раз. И с тех пор этот секрет набрал силу, и открыть его было уже невозможно. А про то, что случилось в последние дни, он говорить, конечно же, не мог изначально. Пока сам не врубится. Зеев чувствовал, что скрывает от жены нечто самое главное, что в нем есть. Прошлым вечером он сказал ей, что идет туда-то и туда-то, хотя знал, что направляется совсем в другое место. А когда вернулся и в нем бурлила кровь, она спала. Он разделся и лег, а жена повернулась к нему во сне и поцеловала его с закрытыми глазами.
– Когда он приходил? – спросил Зеев.
– Четверть часа назад, – отозвалась Михаль. – Я толком и не проснулась. Еще видела какой-то странный сон. Будто мы на шикарном корабле, который плывет в Стамбул, и вдруг я тебя не вижу, и мы с Эли ищем тебя на палубе и начинаем рыскать по каютам, и в одной из кают я вдруг вижу маму… Уже и не знаю, нашли мы тебя или нет. – Женщина обняла мужа и прижалась лицом к его шее. – Это, конечно, из-за того, что случилось, – добавила она. Ей нравилось рассказывать ему свои сны.
Зеев кивнул.
– А где будут поиски? – поинтересовался он, хотя и не должен был спрашивать. Это он знал и сам.
* * *
Зона, где велись поиски, была не очень крупной, не больше нескольких квадратных километров, и полиция разделила ее на два участка.
Один участок, северный, простирался между улицей Голды Меир с севера и улицей Менахема Бегина с юга. Он включал в себя дворы жилых домов, а также стоянки и строящиеся здания. Вторым участком была широкая песчаная полоса, идущая на юг от Менахема Бегина, где были только дюны да дюны. Невысокие холмы из сыпучих песков и сухой кустарник, до самого Ришон-Ле-Циона.
Зеев пришел пешком. Он все мешкал, пока не решил, что пойдет один, без Михали и Эли, а потом малость завозился в квартире. Переодевался, менял обувь, искал ключи от мотороллера, а потом, когда собрался идти пешком, колебался, взять ли бумажник или просто немного наличных. Попросит ли его кто-нибудь предъявить паспорт?
Район, в который он пришел, был ему незнаком. Зеев протопал несколько десятков метров, пока не заметил что-то похожее на розыски. Возле коричневого автофургона, служащего конторой продажи дорогого жилья, стояла патрульная машина, а за ней, вдали, Зеев увидел знакомые лица. Физиономии с той улицы, на которой он жил. Среди них был тот сосед, что заходил к ним утром и известил Михаль о поисках. Сердце Зеева забилось от волнения. Он решил, что вытаскивать из рюкзака черную тетрадь не стоит. Лучше все запомнить и записать, когда он вернется домой. Не такими он представлял себе ночью поиски Офера. Небось автофургон превратили в штаб? Ментов в форме он нигде не видел, и Авраама там тоже не было.
