В этом месте Авраам Авраам не сдержался и спросил:
– Так поздно? В какой же это школе она учится?
Шараби поглядел ему в глаза и тихо сказал:
– Что? Она в специальной школе.
– Почему?
– Она умственно отсталая. Это хорошая школа. С продленным днем и интенсивной помощью.
Когда Рафаэль рассказал о своей дочери, Аврааму показалось, что дальше спрашивать уже нечего. Будто он только того и хотел, чтобы Шараби перестали скрывать ее существование. Он все же задал еще один вопрос:
– Так обычно она дома? Ее не содержат в каком-то заведении?
И отец ответил:
– Нет, Хана на это не готова. Она еле-еле согласилась пристроить ее в школу. Хотела оставлять дома и самолично за ней ухаживать. И так оно и было до семи лет. Из-за этого она ушла с работы. Раньше работала в детском саду.
– И как это было для Офера?
– Я считал, что ее нужно поместить в интернат. Из-за детей. Нет, для него это было нелегко. Но он очень помогал. И ей, и Хане. Когда он был маленьким, все складывалось труднее. Он стеснялся и говорил в школе, что у него нет ни братьев, ни сестер и что он единственный ребенок. Это перед тем, как родился младший сын. В последние годы Офер ей помогает.
Инспектор отложил ручку и подумал про молчаливую мать. Она оставила работу, чтобы ухаживать за дочкой и оберегать ее от жестокости мира. А дома защищать девочку от отца, желающего послать ее в интернат. Из-за детей, то есть из-за сыновей.
– Как ее зовут? – спросил полицейский.
– Офер первый научился языку жестов, потому что у нее тяжелая проблема со слухом. Это часть ее проблем. Ее зовут Данит, – ответил Рафаэль.
Они вернулись к вторнику, и Авраам Авраам снова взялся за ручку и начал писать. Примерно в семь, рассказал Шараби, они поужинали. Все вместе. Отец помыл младшего сына в ванне и уложил его спать. Офер в гостиной смотрел телевизор. Хана помогла Данит помыться и улечься в постель. Когда младший сын заснул, Офер вернулся к ним в комнату. И, как кажется Рафаэлю, не включая звука, поиграл на компьютере. Писем он вроде никому не посылал, по Интернету не шастал. И по телефону, кажется, не говорил. Они поехали встретиться с парой приятелей в кафе, что в центре города. Что делал Офер, его отец понятия не имеет, но когда они вернулись – довольно рано, может, в одиннадцать, – он спал. Это не было необычно. Вроде бы это было как раз то время, когда Офер укладывается спать.
– Вы в этот вечер ссорились? – спросил Авраам.
– Кто с кем?
– Вы с вашей супругой. Или, может быть, вы с Офером…
– Такого не припомню. А почему вы спрашиваете?
– Просто вопрос.
– Не думаю. Иногда перед рейсом в семье бывает напряжение, но не припомню, чтобы перед последним мы ссорились.
– А на следующий день?
– Я вышел из дома в пять утра. Проснулся в четверть пятого. Хана встала, и мы вместе выпили кофе. Я подъехал в Ашдод и оставил машину в порту. Как всегда. По словам Ханы, утром в среду все тоже было как обычно, точно как в каждый иной день.
Однако в среду утром Офер отправился в школу и не пришел туда. И с тех пор исчез. Его отец перед отъездом не заходил в детскую. И все же он уверен, что оба сына спали. Из их комнаты не доносилось ни звука.
Авраам Авраам пытался сообразить, спросил ли он все, что хотел.
– Может такое быть, что, пока вас не было во вторник вечером, Офер незаметно для вас взял из дома деньги или кредитную карточку? Например, из ящика, где вы прячете наличность, – задал он еще один вопрос.
– Я не прячу. Наличность лежит во внутреннем кармане моего пиджака, висящего в шкафу, Офер об этом знает. И когда меня нет, они с Ханой берут деньги оттуда. Кредитной карточки у него нет. И он ничего не взял. Это первое, что я попросил Хану проверить.
Инспектор вспомнил, что мать Офера говорила ему это.
– Вы с тех пор, как вернулись домой, не заметили никакой пропажи из квартиры? Чего-то, что он мог взять с собой? – продолжил он расспросы.
Листки перед ним заполнились записями. Косые строчки, написанные синими чернилами. На этот раз пальцы полицейского были чистыми.
– Есть еще что-то, что вам хотелось бы сказать, а я об этом не спросил? – сделал он еще одну попытку побольше узнать об Офере.
Но отец подростка отрицательно помотал головой.
С матерью Офера Авраам этого не посмел бы, но он чувствовал, что Рафаэль Шараби – человек крепкий, и поэтому решился еще на один вопрос:
– Скажите, что вам подсказывает чутье, где сейчас Офер и что с ним случилось? Попытайтесь себе представить, где он в данную минуту.
Ответ Шараби был неожиданным:
– Без понятия. Я очень на него зол. Знаете, сколько б я дал, чтобы это узнать? Я сказал Хане, мол, верю, что он решил на несколько дней сбежать из дома. Нас попугать. Может, мы что-то ему сделали, может, он обиделся… Но я тоже сержусь – за то, что он нам преподнес. Особенно Хане. Она не может поверить в это. Считает, что с ним что-то случилось.
Полицейский и представить не мог, что Рафаэль будет говорить о том, как он сердится. Может, это был способ не думать о худшем из вариантов? Представлять себе их встречу. Продолжать разговор с Офером, как говорил с ним всегда… Переходил ли порой гнев отца в насилие? Бил ли он Офера перед тем, как тот стал подростком? И снова глаза инспектора обратились на крупные руки Шараби.
– А и вправду, как ваша жена? – спросил он.
– У нее сны. Кошмары, – сказал Рафаэль. – До вчерашнего дня ей приходилось справляться со всем самой. Она почти не спит.
* * *
Илана была в курсе дела по поводу расследования Шрапштейна и сказала, что, по ее мнению, вызов подозреваемого на допрос – идея правильная.
– Подозреваемого в чем? – спросил ее Авраам Авраам. – С чьей точки зрения?
– С нашей, – сказала Лим. – Вызови его. Надо исключить любую вероятность, какой бы она ни была.
Беседа инспектора с Рафаэлем Шараби не произвела на нее впечатления. Не впечатлило ее и то, каким образом восполнилась вся картина. Вариант, за который ухватился Эяль, понравился Илане куда больше. Авраам постучался в дверь Шрапштейна, а потом позвонил ему по телефону и спросил, сможет ли его коллега приехать в участок, чтобы допросить Зеева Авни. Эяль ответил отказом. Он был занят собственными расследованиями – как раз получил от инспекторши по надзору за условно освобожденными важную информацию о подозреваемом, живущем по соседству. На прошлой неделе тот с ней не связался, хотя обязан был это сделать.
Аврааму Аврааму ничего не оставалось, как ждать Зеева в своем кабинете.
Может, Илана и права. Несмотря на откровенность беседы и восполнения картины, инспектор не очень-то понял, каковы отношения Рафаэля Шараби с сыном – кроме того, что отец подолгу отсутствует. Но ведь после каждого плавания он по многу дней оставался дома. Когда Авраам спросил, с кем дружит Офер, Рафаэль пожал плечами:
