– Я увидел в Интернете, что в Брюсселе дождь, – сказал отец Авраама.
* * *
Пробудившаяся у Авраама Авраама надежда на то, что расследование исчезновения Офера сдвинулось с мертвой точки, умерла еще перед отъездом. Умирала она медленной смертью, сопровождаемая подергиваниями и конвульсиями. След, обнаруженный Шрапштейном, который на пару минут вдохновил всю группу и даже самого Авраама, завел полицию в тупик. Условно освобожденный по имени Токтали был приглашен на дознание, отрицал всякую связь с этим делом и утверждал, что всю неделю, когда исчез Офер, провел в Иерусалиме. Его алиби подтвердилось, и Эяль уныло расстался с подозреваемым в дверях участка. Он пообещал ему, что они еще встретятся, и продолжил искать других известных нарушителей, обитающих в округе.
Авраам Авраам расспрашивал Рафаэля и Хану Шараби еще дважды – один раз вместе и один поодиночке. Он вернулся к ссоре или разборке, которая, возможно, была у них между собой или между ними и Офером во вторник вечером, и они снова заверили его, что никаких таких разборок не было. Авраам опросил соседей, которые могли услышать эту ссору, но жильцы, занимавшие квартиру на третьем этаже напротив семейства Шараби, в тот вечер были на бар-мицве.
Вернулся инспектор и к разговору о Зееве Авни. Рафаэль и Хана сказали, что прекратили уроки по просьбе Офера. Тот почувствовал, что вполне продвинулся, и попросил дополнительных занятий по математике. Родителям нравился этот частный учитель, они ценили его преданность делу, но Офер категорически отказался продолжать с ним занятия. Может, между ними что-то произошло? Может, Авни чем-то задел парня? Нет-нет, это исключено, уверяли родители. Насколько им известно, Офер уверял, что ему больше не нужны дополнительные уроки по английскому, и они согласились с его решением. Авраам Авраам попросил Элиягу Маалюля встретиться с глазу на глаз с директором школы в тот день, когда Авни не работает. Маалюль постарался успокоить директора, заверить его, что у полиции нет никакого компромата на поведение учителя по отношению к своим ученикам. Но эта беседа, конечно, могла нанести Зееву некий урон. Вещь неизбежная. Выяснилось, что против Авни не было ни одной жалобы. Два года назад один ученик донес, что учитель специально завалил его на экзамене, но этот мальчик был хроническим ябедником. За Зеевом не числилось никаких дисциплинарных нарушений, хотя он и не ходил у учеников в любимчиках.
– У меня есть причина для беспокойства? – спросил директор школы у Маалюля. – Вы считаете, что стоит временно отстранить его от работы или взять под контроль?
– Пока что нет, – ответил Элиягу. – Но контроль никогда не помешает.
Количество обращений граждан, желающих что-то сообщить по делу Офера, и без того ничтожное, свелось почти к нулю. Во вторник полиция Тиверии провела поиск после того, как получила информацию о двух подростках, описание одного из которых более или менее подходило под описание Офера, – мол, курили травку и ввязались в драку на восточном берегу Тивериадского озера. В среду, еще до восьми утра, позвонила Илана – передать, что один мальчишка из Холона исчез из дома, и его нет с ночи. Тревога оказалась ложной, и мальчишка, как выяснилось, не был похож на Офера. Это был гот или анархист. Его нашли днем в квартире у подружки – накурившегося, в постели ее родителей; на нем были одни лишь трусы-боксеры и солдатские ботинки.
Дни бежали. И страх за судьбу Офера все рос. Не оставалось ничего другого, как обратиться к СМИ, и в среду после обеда, через неделю после исчезновения подростка они сформулировали обращение. Решение было принято Иланой. Четверг Авраам Авраам провел в телефонных разговорах с корреспондентами и ассистентами телевидения. Эта история никого не вдохновила – она была пресновата, так ему выложили прямо в лицо. Одна из ассистенток спросила, что это, по его мнению, – похищение или убийство, и не хочет ли он как-то намекнуть на это в передаче, а то обращение может не попасть в эфир. В конце концов инспектору выделили три с половиной минуты в предвечерних новостях. Его записали в четверг, но на экран он попал только в воскресенье, когда уже сидел в самолете, и все это время на него, как туча, из которой вот-вот хлынет дождь, давила мысль, что это расследование у него, конечно же, отберут.
* * *
В понедельник утром Жан-Марк приехал в новеньком голубом «Пежо» забрать Авраама из отеля. На нем были серые брюки и тонкий синий свитер, и выглядел он бодрым и свежим, будто проспал весь уик-энд. Он вышел из машины и обнял своего коллегу. Улицы были еще темными, и асфальт блестел от дождя. Жан-Марк Каро летел, как сумасшедший.
Проглотившая их подземная стоянка была забита полицейскими машинами.
В полдевятого прошло срочное заседание в штаб-квартире Division Centrale, главном отделении Брюссельской полиции. Больше пятнадцати инспекторов и других сотрудников раположились вокруг стола в овальном зале заседаний. Каждый держал в руке картонный стаканчик.
Авраам Авраам сидел сзади на стуле, упирающемся спинкой в стену. В окно он видел серое, набухшее от туч небо. На большом стенде в углу зала заседаний были развешаны карты и графики, а ноутбук, подключенный к проектору, показывал на экране картинки и короткие видеосцены, отснятые на картофельном поле, где обнаружили труп. Мертвая Иоганна Гетц была найдена одетой. Внизу живота и на спине – кровоподтеки. Ее задушили.
Через час объявили короткий перерыв. Жан-Марк заговорил с Авраамом по-английски с сильным французским акцентом:
– Ну, ваше мнение?
– Не понял ни слова, – вздохнул израильтянин.
Они решили, что он подождет в кафе напротив, пока Каро выясняет, нельзя ли подключить к нему переводчика и как будет проходить усовершенствование в условиях этого срочного расследования. Вся полиция Брюсселя была мобилизована на это дело.
– Вы приехали в неподходящую неделю, – все повторял Жан-Марк.
Но, по крайней мере, кофе в маленьком кафетерии был чудесным. Авраам сидел у широкого, выходящего на улицу окна. Главное отделение брюссельской полиции находилось по соседству, в пятиэтажном здании, облицованном маленькой бархатисто-коричневой плиткой. На часах было почти десять, а солнце так и не засияло. Длинные, узкие окна просторных, с высокими потолками следственных кабинетов были обрамлены старыми деревянными наличниками. Оттуда пробивался мягкий оранжевый свет. Авраам Авраам думал, что ему трудно представить себе, как вся эта обстановка вяжется с расследованиями деяний убийц, насильников и наркоманов. Снаружи здание смотрелось как библиотека. В окне одного из кабинетов на первом этаже виднелся старинный комод, и на нем – три полицейские фуражки: синяя, белая и черная.
Жан-Марк Каро предпочел бы, чтобы Авраам Авраам сказал: «Да бог с ним, с переводчиком! Дайте мне адреса брюссельских борделей, и как-нибудь на неделе встретимся». Сам он именно это и проделал в Израиле. Заскочил в участок, посетил в сопровождении Авраама Тель-Авивское отделение полиции и встретился там с Иланой, а все остальное время прозагорал на пляже, хотя зима еще не кончилась, да искал «чистые и благоустроенные места, где можно с удовольствием провести время». В один из дней после работы Авраам Авраам взял его в хороший ресторан на Тель-Авивской набережной, и там гость даже не интересовался расследованиями, о которых рассказывал ему его местный коллега. Он лишь выпил две бутылки белого вина и закусил рыбкой.
