– Вы не рассказали мне, что получили эти письма, – сказал инспекор, пока еще не протягивая женщине эти листки.
– Что это? – спросила она.
– Письма, положенные в ваш почтовый ящик. Это не сами письма, потому что их вы из ящика вынули. Это копии. Хотите, я назову вам точные даты, когда они были положены в ваш ящик?
Хана не ответила. Она лишь еще сильнее вперилась взглядом в дверь.
– Хотите, чтобы я сообщил вам, какое отношение эти письма имеют к Оферу, или вы и сами это знаете? – спросил Авраам Авраам.
– Я не знаю, – ответила Шараби. – Как вы их нашли?
Не отвечая на ее вопрос, инспектор начал читать первое письмо.
Папа и мама,
Я знаю, что вы уже несколько дней меня разыскиваете, но советую прекратить поиски, потому что вы меня не найдете, и полиция тоже не найдет, даже с собаками.
В объявлениях, расклеенных на улицах, написано, что я исчез в среду утром, но мы все трое знаем, что это неправда. Мы все трое знаем, что я исчез гораздо раньше, что я исчез, а вы и не заметили, потому что вы не замечали ничего; и исчез я не в один прекрасный день, а это был столь постепенный процесс исчезновения, что вам уже казалось, будто я все еще дома, и это потому, что вы ни разу не потрудились посмотреть…
Авраам прервал чтение. Продолжение письма казалось ему ужасным. Он поднял глаза, чтобы взглянуть, как это послание изменило маску на лице Ханы. Но ни тогда, ни в видеозаписи инспектор не заметил на ней никакого изумления. Неожиданно в голове у него пронеслась мысль, которая потрясла его.
А он ведь прав! Этот шизик Авни прав! С минуты на минуту все более логичной казалась та версия, что Офер действительно пропал не в среду утром. А может, Авни и в самом деле это знает?
– Что это? – снова спросила Хана Шараби.
Авраам Авраам собрался с духом.
– Вы знаете, кто подписал это письмо, – сказал он. – Пожалуйста, вы можете прочесть. «Уже не ваш сын, Офер».
Инспектор положил письмо перед женщиной на стол.
– Это не почерк Офера, – сказала она.
Авраам тут же отреагировал вопросом, который не значился в его плане расследования:
– С чего бы Оферу такое писать – что все вы трое знаете, что исчез он не в среду утром, а раньше?
– Это не его почерк, – снова сказала Шараби. – Не он это написал. Как к вам попало это письмо?
– Оно попало не к нам, Хана. Оно попало к вам, – тихо сказал полицейский. – У нас только копия. Объясните мне, пожалуйста, почему вы о нем не сообщили?
Несколько секунд женщина молчала, а потом сказала:
– Я этого письма не видела. И писал его не Офер.
Возможно ли такое, что она не видела письма? Еще ни разу в жизни Авраам не сталкивался во время допроса с подобной ситуацией. Он пытался устроить так, чтобы Хана запнулась, оговорилась, призналась в том, что видела это письмо, – и в глубине души надеялся, что она продолжит все отрицать. Просматривая потом видеозапись, Авраам подумал, что, продолжи он спрашивать ее про содержание этих писем так, будто он не в курсе, что их написал не Офер, закидай он ее упреками, которыми подросток осыпал родителей, она и сама сломалась бы. Но он сказал другое:
– Я знаю, что их писал не Офер. И знаю, что они действительно были в вашем почтовом ящике и что сейчас их там нет. Могло быть такое, что ваш муж нашел их и не сказал вам?
Эта мысль пришла инспектору в голову в последнюю минуту. Не о том, что Рафаэль Шараби скрыл их от жены – об этом он думал и раньше, – а о том, что отец не знал почерк сына и решил, что это и вправду письма Офера. Ему трудно было представить, что Рафаэль проверяет домашние задания мальчика или читает его письма. И если это было так, то он скрыл письма от жены, чтобы не волновать ее.
– Нет. Он бы мне их отдал, – сказала Хана.
– Тогда, может, их взяли дети? – спросил Авраам.
– Дети не открывают писем. Даже Офер не открывает, – возразила Шараби.
Инспектор взглянул на часы и вышел из комнаты.
* * *
Шрапштейн ожидал его в старой следственной камере в конце коридора.
– Ну? – спросил он.
Авраам Авраам покачал головой.
– Она этих писем не видела. Она о них даже не слышала и знает, что писал их не Офер.
– То же самое и с мужем, – сказал Эяль.
– И ты ему веришь? Как он, по-твоему?
– Напуган. И я не верю ни одному его слову. Говорю тебе, что как только я обрушу на него телефонный звонок, он расколется.
Авраам с минуту поколебался перед тем, как высказать свою новую догадку:
– Вот теперь я почти не сомневаюсь, что письма они получили.
– Почему? Она где-то проговорилась? – заинтересовался Шрапштейн.
– Нет. Из-за тебя. То есть из-за отца. Я не верю, что отцу знаком почерк Офера. Если он знает, что Офер не писал этих писем, то лишь потому, что об этом ему сказала жена.
Эяль с изумлением взглянул на своего коллегу.
– Ты забыл, что может быть и другая причина, – сказал он.
– И какая же?
– Он точно знал, что Офер написать эти письма не мог.
Были вещи, о которых Авраам предпочел бы не думать.
Они решили, что Шрапштейн сообщит все это Илане, после чего Эяль сказал:
– Ави, я сразу, как вернусь к нему, перейду к телефонному звонку.
Мимо участка медленно проезжали машины. На улице Фихман все водители замедляли ход в этом месте, и в Холоне не было шоссе, где реже происходили бы ДТП. Авраам выкурил вторую сигарету. Небо было синее, без единого облачка. В тот первый вечер, когда к нему пришла Хана Шараби, он описывал ей, что могло произойти с Офером. Он сказал тогда, что ее сын мог забыть подготовиться к контрольной и поэтому прогулял школу. Но уже назавтра стало ясно, что случилось не это. Инспектор вспомнил, что в тот вечер по дороге домой он представлял себе Офера в одиночестве в темном городском сквере – как подросток кладет свой черный ранец на скамейку и готовится ко сну. Можно ли еще надеяться, что он жив? Или же остается только помолиться, как написала Марьянка?
Вернувшись в следственную камеру, Авраам сразу перешел к телефонному звонку, и как только он заговорил, глаза госпожи Шараби снова метнулись в сторону.
– Послушайте, Хана, я хочу объяснить вам, почему мне трудно поверить, что вы раньше не видели этих писем и что не скрываете от меня никакой информации и сказали все, что знаете, – сказал полицейский. – А что насчет телефонного звонка, о котором вы нам тоже не сообщили?
– Какого звонка? – тут же спросила женщина, и что-то в ее голосе изменилось. Теперь она взглянула на Авраама, и в ее глазах появилось изумление. Она положила левую руку на стол.
