– Вы готовы назвать имена своих приятелей и где вы с ними встретились? – спросил инспектор.
Женщина все еще колебалась. Может, знала неточно, что сказал ее муж? А то и готова была поверить, что театральный уход мента из комнаты и его возвращение спустя два часа после того, как он услышал подробную информацию, – это такой полицейский трюк?
– Хана, вспомните, о чем я вас просил, – сказал ей Авраам. – Мы знаем всё, и если есть что-то, чего мы еще не знаем, мы это запросто проверим. Назовите мне имена приятелей, с которыми вы встречались, и скажите, в каком кафе вы сидели.
И тогда она выпалила:
– В центре. А названия я не помню.
– О’кей. Согласно заявлению вашего мужа, он вернулся домой один в половине одиннадцатого, потому что плохо себя почувствовал. А вы остались с приятелями. Мы в эту версию не верим.
Вся группа придерживалась одного мнения – эту версию родители Офера согласовали между собой. Но Авраам заметил в глазах Ханы удивление, и ему показалось, что она пытается угадать, куда он клонит. Что именно поразило ее в его словах? Может ли быть так, что они с мужем не договорились и что Рафаэль Шараби без ее ведома сообщил Шрапштейну историю, которая снимает с жены всякую ответственность? Эту деталь инспектор не смог выяснить никогда.
– Верно. Так оно и было, – прошептала женщина.
– На предыдущих допросах вы говорили другое, – напомнил ей Авраам Авраам. – Вы с мужем оба сказали, что вернулись домой вместе. И мы без труда проверим, что тут правда, а что – ложь. Вам это понятно, не так ли? Пригласим на допрос ваших приятелей и проверим.
– Рафаэль почувствовал себя неважно, и ему надо было лечь пораньше, из-за работы. А мне захотелось еще остаться, – сказала Хана.
При том, что никто из супругов Шараби четко не сказал этого вслух, оба впервые признали, что Офер не пропал. И никогда не пропадал. Не сбегал из дома. Офер не в Рио-де-Жанейро, не в Копере и не в Тель-Авиве. История, которую его мать рассказывала инспектору и которую он в течение последних трех недель рассказывал сам себе, исчезла без следа. А историю, которую он сейчас из нее выудил, слушать не хотелось.
– Можно мне увидеться с мужем? – спросила Хана.
– Пока нет, – ответил Авраам. – Возможно, вы встретитесь позже.
Чего он не понял в тот момент, так это того, что Хана Шараби не сломалась. Совсем напротив. Правда, она изменила свой рассказ, приклеиваясь к почти каждой подробности из признания мужа, но по-прежнему не сообщила ни одной детали, которая была бы неизвестна инспектору. Можно было силой «вырвать из нее признание», как того требовал Шрапштейн, или же позволить ей самой представить свою историю. По крайней мере, пока, как сказала Илана.
– Тогда скажите мне, пожалуйста, через сколько времени после мужа вы вернулись домой, – попросил Авраам.
– Через сколько времени?
– Сколько прошло времени с момента, как ушел ваш муж, до того, когда вернулись в вашу квартиру вы?
– Да точно не знаю. Может, час.
– И как вы вернулись, помните?
– Как вернулась?
– Как вы вернулись домой? На такси? Или ваши приятели вас подбросили?
– Да пешком, – ответила женщина.
– Я предполагаю, что когда вы вернулись домой, Офер был уже мертв.
Внезапность и прямота этих слов потрясла их обоих. Авраама даже больше, чем Хану. Он услышал об этом два часа назад, но лишь в эту минуту страшная правда молотом бухнула его по голове.
Офер был уже мертв.
Пытался ли инспектор отступиться, выговорить что-то такое, что отодвинуло бы от них однозначность этого вопроса, сформулировать его другими словами, судя по которым мальчик еще мог оказаться живым?
– Где был Офер, когда вы вернулись домой? – спросил Авраам.
– У себя в комнате, – сказала Шараби, и полицейский увидел, как ее лицо снова напряглось.
Это было не то, что сказал в своем признании Рафаэль Шараби. Авраам Авраам почувствовал, как в нем закипает гнев, и попытался скрыть это. Ему и хотелось, чтобы мать Офера сказала правду, и не хотелось. Илана велела не слишком на нее давить. Не на этом этапе.
– Нам будет достаточно, если мы с ее помощью подтвердим его версию, даже если все не так уж и совпадает, – попросила она.
– Ваш муж сказал нечто другое, – возразил теперь инспектор сидящей перед ним женщине.
– Мне запомнилось так, – ответила Хана Шараби.
– Тогда сделайте усилие и вспомните. Вы помните, как открыли входную дверь дома? Сами открыли – или позвонили в домофон и муж вам открыл?
– Я вошла сама, – солгала мать Офера, и Авраам вспомнил, как ждал у входной двери в пятницу, через два дня после того, как она сообщила об исчезновении сына. Он позвонил в домофон, и ему не ответили. Его впустила соседка, а Хану он обнаружил только что вышедшей из душа. Они пили кофе у барной стойки, отделяющей кухню с обеденным уголком от гостиной. Шараби спросила, есть ли новости в расследовании. И все это время она знала, что произошло с Офером.
– А дверь в квартиру вы тоже сами открыли? – спросил полицейский, и она кивнула:
– Да.
Квартира открылась и перед инспектором. Если верить его памяти, то с левой стороны была гостиная. Справа – обеденный уголок с кухней. И напротив двери – узкий проход в коридор, ведущий к спальням. В конце коридора – комната Офера.
– Вы вошли в квартиру, и что вы увидели? – спросил Авраам.
– Ничего, – ответила Хана.
– В квартире горел свет? Или было темно? Что вы увидели?
– Горел свет. Никого не было. Тишина.
Телевизор был выключен, и никто не сидел на диване в гостиной. И кухонные шкафчики, и стол, и стены молчали. Все освещено слабым светом…
Все было не так.
– А где был ваш муж? – задал полицейский новый вопрос.
– В ванной.
В маленьком стеклянном окошке, проделанном в двери ванной комнаты, мать Офера увидела свет. И оттуда слышался какой-то шум – может, текла вода…
Все было не так.
– И что вы сделали в квартире? Опишите мне ваше первое действие, – потребовал инспектор. – Куда вы направились?
– Я постучалась в дверь ванной и спросила Рафаэля, как он себя чувствует.
– И что? Он остался в ванной? Вы сами обнаружили Офера?
– Нет. Он вышел. Его вырвало.
Дверь ванной открылась, и Хана увидела мужа. Поняла ли она сразу, по выражению его лица, что что-то произошло? Но все случилось не так. Она ведь все время была в квартире, с ним. Авраам Авраам был в этом уверен.
Они оба замолчали.
Инспектор еще мог прервать допрос. Выйти из камеры и попросить Илану, чтобы она его сменила.
