– Хорошо, Джимбо. Садись.
– Я ничего ни про что не знаю! Ни про кого! Па сказал…
– Я не с твоим па разговариваю! – резко оборвала Ева, окидывая его ледяным взглядом. – Сейчас ты говоришь со мной. Я возглавляю убойный отдел департамента полиции и безопасности Нью-Йорка. Убойный. Понимаешь?
– Ну да, вроде…
– Я расследую убийства!
Его глаза забегали. Верно, подумала Ева, вина так и брызжет. Даже голографически.
– Я никого не убивал! И папа тоже. Дядя Бак велел ничего не говорить…
– Твоему дяде Баку не предъявляют обвинение в пособничестве убийству, препятствовании правосудию и еще хрен знает сколько других обвинений, которые я вам обеспечу, если не скажешь правду!
– Я никого не убивал! А леди такие плохие слова не говорят!
– Я похожа на леди?
– Вы женщина.
– Я коп убойного отдела и таких уродов, как ты, ем на завтрак! Окружной прокурор рвет удила, чтобы экстрадировать тебя в Нью-Йорк и бросить за решетку!
– Я же ничего не сделал!
– Джимбо, – голос Баннера на фоне городского жаргона Евы журчал, как прохладный деревенский родник. – Я знаю, ты не хотел ничего дурного. Просто не понимал, что делаешь.
– Я никому ничего не делаю. Хоть кого спросите! Вы из Арканзаса, сэр?
– А как же! Сибилс-Понд.
– Слыхал, там красиво.
– Лучше не бывает!
– Можно договориться, чтобы ты посидел там в кутузке! – Ева шлепнула рукой по папке, и все сто двадцать килограммов Джимбо подпрыгнули на стуле. – Этот человек был убит именно в Сибилс-Понд.
Она перевернула лицевой стороной фото Роберта Дженсена.
Джимбо побелел.
– Конец света! Конец света! Он умер?
– А ты как думаешь?
– Что это была за машина? – небрежно осведомился Баннер. – Та, что вы с папой в прошлом августе притащили с двенадцатого шоссе.
– Это… Не знаю, о чем вы! – Джимбо сжал огромные руки и уставился на фотографию. – Его убили?
– Побои, – начала Ева ледяным тоном, – ожоги. Пытали, а потом устроили ему тот самый конец света и сбросили в овраг. Полюбуйся! – Она сунула через стол фото. – Проломили голову, отволокли в кусты и оставили гнить, пока кто-нибудь не найдет.
– Знаю, его нашел Пити Уэст с мамой. Но мы тут ни при чем!
Ева вывалила на стол другие снимки.
– Их всех пытали и убили. Чей-то сын, дочь, сестра, отец… Вы взяли машину, которую они бросили у дороги. Сколько вы за нее получили?
– Мы… Я не говорю, что мы это сделали. А если бы и сделали, кому от этого плохо?
– Мы бы вычислили их по этой чертовой машине! Мы до сих пор не знаем, кто они!
– Не знаете, кто они… – медленно повторил он.
– Не криви душой, Джимбо, – мягко произнес Баннер. – Иначе пострадают люди, которые у них сейчас.
– Сейчас?
Ева подвинула фото Кемпбелл и Маллигана.
– Их пытают. Женщину, может быть, уже убили. Чем дольше ты прикрываешь свою задницу, тем меньше у них шансов!
– Надо посмотреть, как мама…
– У них тоже есть мамы, Джимбо! – напомнил Баннер. – Каково было бы твоей, если бы тебя похитили, а кто-то не захотел помочь?
– Па сказал, что, если откроем рот, нас упекут!
– Если не скажешь, то, богом клянусь, упакую вас по максимуму! – пообещала Ева. – А если дашь ценную информацию и поможешь изловить преступников, я тебя отмажу. И обвинения против твоего отца за нападение на моего детектива тоже снимем.
– Вы это можете?
– Я это сделаю. Но ты должен рассказать все начистоту, сейчас же! И без фокусов, иначе уговор отменяется! У тебя десять секунд.
– Надо подумать…
– Девять, восемь, семь…
– Ладно, ладно! – Джимбо замахал ручищами. – Она просто стояла на обочине. Ни документов, ничего. Заправлена, и аккумулятор в порядке. А движок сдох. Кто-то пытался починить, но без толку. Ну мы ее и оттащили. Если бы кто стал искать, вернули бы. Только никто не спрашивал. А про покойника мы уже после узнали, и тогда па велел помалкивать, а то еще на нас подумают. А мы ни при чем!
– Что за машина?
– Пикап четвертьтонник, «Бобкэт» пятьдесят второго года. Стальной, а внутри черный. Видно, что был в аварии и кузов неплохо подлатали.
– Номерные знаки?
– Кажись, из Оклахомы, мэм. А внутри – пусто. Ничего, ни в бардачке в кабине, ни в кузове. Кое-какой мусор, и все.
– Где она?
– Кто она?
– Машина где?
– Когда мы про мертвяка услышали, то раздели ее, что можно продали, а остальное по частям отволокли на утилизацию. Па сказал, что ничего не хочет оставлять и чтобы я пикнуть не смел. Мы ничего не знали про других покойников, пока не приехали детективы из Нью-Йорка. Па сказал, что им верить нельзя, потому что в Нью-Йорке все лезут на рожон и врут. – Он посмотрел на Баннера. – Правда ведь?
– Я здесь уже пару дней и ничего такого не заметил. А те, кого мы ловим, Джимбо, – не из Нью-Йорка. Из наших краев.
– Да как это? Что за душегубы такие?! Честно, мэм, мы никому худа не делаем! И ничего что про это не знали. Я всю ночь не спал! А па просто о нас с мамой печется. О своих ведь думаешь в первую очередь…
«Эти убитые теперь – мои, – мысленно сказала Ева, – и я их не оставлю».
– Еще с тобой побеседуем.
– Можно мне сначала к ма? Она сразу говорила не врать. Теперь взъестся на па. Уже и так рассердилась, что он детективу вмазал. Хотя, если по правде, этот детектив сам нарвался.
– Не сомневаюсь. – Ева встала. – Приглашу Кармайкл. Она тебя проводит. А я переговорю с шерифом.
– И па не упекут за то, что ударил копа?
– Ни за это, ни за другое. – Ева снова подключила Кармайкл. – У нас есть показания мистера Доррана. Отправлю копию записи шерифу, вам и детективу Сантьяго. Попрошу Сантьяго забрать заявление и официально попрошу не предъявлять никаких обвинений отцу и сыну ввиду помощи, оказанной следствию мистером Джеймсом Дорраном. Надеемся, что предоставленная информация поможет установить личность и задержать преступников.
– Да, сэр.
– Заканчивайте. Ордер на обыск мастерской уже готов или на подходе. Работайте!
– А как же! Идем, Джимбо.
Кармайкл взяла Джимбо за руку, сверкнула улыбкой и исчезла.
– Скопировать запись на мои компьютеры, – приказала Ева. – И завершить программу. Баннер, за мной.
– Пикап можно вычислить.
– Обязательно. Придурки его раздели и отволокли на утилизацию! Там могли быть отпечатки, ДНК! – Ева ступила в лифт и вздохнула. – Ничего, вычислим, узнаем имя. Даже если в угоне, все равно будем на шаг ближе к разгадке.
