Нет, не станут они путешествовать. Скорее, найдут себе разные хобби и на пенсии постараются вести ту же жизнь, что и до нее. Разойдутся по разным этажам огромного дома. Да, так жить неудобно, мучительно тяжело. Но они привыкли. И такая перспектива пугала их куда меньше, чем то, что случилось бы, если бы они наконец осмелились заговорить о том, что терпеть друг друга не могут.
Порой страшнее не боль, а неизвестность.
Браун выпил половину кофейника, когда к дому подъехал почтовый грузовичок и на крыльцо мягко шлепнулась газета. Судья отворил входную дверь, выехал по пандусу и по инерции выкатился на подъездную дорожку, где лежала газета в оранжевой водонепроницаемой пленке. А машина-то по-прежнему здесь, отметил он. Неприметный седан, непонятно, то ли американский, то ли заграничный. Цвета кофе с молоком, на переднем бампере вмятинка, в остальном же ничем не примечательный, совершенно безобидный: такие машины на дороге даже не замечаешь, продавцы рекомендуют их семейным покупателям как “разумный выбор”. Наверное, подросток взял папину машину. И лучше бы он поскорее отсюда уехал, потому что район вот-вот проснется. Не пройдет и часа, как соседи отправятся на пробежку или гулять с собаками: разумеется, они заметят незнакомца, и уж тем более подростка, который после секса шляется по улицам.
Судья Браун наклонился, чтобы подобрать газету, и краем глаза заметил, как за деревьями что-то пошевелилось. Небо светлело, но на улицах еще было темно. За машиной чернели деревья. Браун всмотрелся в них, пытаясь понять: там действительно кто-то есть или ему показалось? Вдруг оттуда кто-то наблюдает за ним? Он силился разглядеть человеческую фигуру.
– Я вас вижу, – сказал он, хотя никого не видел.
Браун выкатился на улицу, и тут из-за дерева показался силуэт.
Браун остановился. У него, как у каждого судьи, были враги. Вдруг это какой-нибудь мелкий дилер, сутенер или наркоман явился ему отомстить? Он их немало пересажал, всех и не сосчитаешь. Браун вспомнил про свое оружие, старый добрый револьвер. Да что толку: он лежит наверху, в тумбочке у кровати. Может, позвать на помощь жену? Браун выпрямился в кресле и принял самый спокойный, серьезный и устрашающий вид, на который был способен.
– Что вам нужно? – спросил он.
Незнакомец приблизился, вышел на свет: молодой человек, лет тридцати пяти, с испуганным, пристыженным лицом. Браун за долгие годы службы в уголовных судах немало таких перевидал: незнакомец выглядел так, словно его поймали с поличным. Точно не наркоман, который явился ему отомстить.
– Вы ведь Чарльз Браун, верно? – спросил незнакомец. Голос молодой, чуть визгливый.
– Верно, – ответил Браун. – Это ваша машина?
– Угу.
– Вы прятались за деревом?
– В общем, да.
– Могу я узнать, почему?
– Едва ли я сумею вам ответить.
– И все же постарайтесь.
– Как-то само собой получилось. Наверно, мне хотелось вас увидеть, узнать о вас побольше. Мне казалось, я отлично придумал, а оно вот как вышло, даже объяснить не могу.
– Давайте сначала. Зачем вы следите за моим домом?
– Я здесь в связи с делом Фэй Андресен.
– Ах вот оно что, – ответил Браун. – Так вы журналист?
– Нет.
– Адвокат?
– Скажем так: я заинтересованное лицо.
– Да что вы говорите. Я запомнил номер вашей машины и пробью его, как только вернусь домой. Так что хватит скрытничать, рассказывайте, зачем пожаловали.
– Я хотел поговорить с вами о деле Фэй Андресен.
– На такие темы обычно говорят в зале суда.
– Я лишь хотел спросить: быть может, вы снимете с нее обвинения?
Браун расхохотался.
– Сниму обвинения. Ну да, как же.
– Почему бы вам ее не отпустить?
– Смешно. Да вы шутник.
– Но ведь Фэй ничего не сделала, – упрямился молодой человек.
– Она бросила камнями в кандидата в президенты.
– Я не об этом. Я про шестьдесят восьмой год. Она вам тогда ничего не сделала.
Браун замолчал, нахмурился и впился в молодого человека пристальным взглядом.
– Что вам известно?
– Я знаю обо всем, что между вами произошло, – ответил тот. – Я знаю про Элис.
При мысли о ней у Брауна перехватило горло.
– Вы знакомы с Элис? – уточнил он.
– Да, я с ней разговаривал.
– Где она?
– Этого я вам не скажу.
У Брауна окаменели желваки: он чувствовал, что подступает привычная судорога, как прежде, когда при воспоминании об Элис и обо всем, что тогда случилось, лицо сковывала гримаса, отчего к старости у него развилось расстройство нижнечелюстного сустава, причинявшее ему сильную боль. Он и не забывал об Элис: воспоминания о ней десятилетиями вызывали в нем раскаяние, чувство вины, гнев и вожделение. И когда по телевизору показали эту ее старую фотографию, Браун так отчетливо, так осязаемо вспомнил ее тело, что его, как когда-то, охватило возбуждение, которое он испытывал, завидев ее глухой ночью на улице.
– Значит, вы пришли меня шантажировать? – спросил Браун. – Я отпущу Фэй Андресен, а вы в обмен ничего не расскажете журналистам. Угадал?
– Вообще-то я об этом даже не думал.
– Так вы что же, еще и денег хотите?
– Признаться, шантажист из меня никудышный, – ответил молодой человек. – Ваш план куда лучше моего. Я-то всего лишь хотел проследить за вами.
– Но теперь вы не прочь меня шантажировать. Я прав? Вы угрожаете мне шантажом. Вы угрожаете судье.
– Стоп. Подождите. Заметьте, я ничего такого не говорил. Вы приписываете мне слова, которые могут стать уликой против меня.
– И что же вы расскажете журналистам? Как вы им объясните, что случилось? Мне даже интересно.
– Правду, что же еще. Что у вас был роман с Элис, а Фэй все испортила. И вы ждали все эти годы, чтобы ей отомстить. Поэтому и взяли ее дело.
– Ну-ну. Что ж, удачи. Попробуйте это доказать.
– Если я всем расскажу – обратите внимание, я сказал не “когда”, а “если”, то есть это всего лишь предположение, – вас ждет публичный позор. Общество вас осудит, журналисты примутся перемывать вам косточки. И дело у вас отберут.
Браун с улыбкой закатил глаза.
– Послушайте, я судья округа Кук. Я регулярно завтракаю с мэром. Чикагская коллегия адвокатов выбрала меня человеком года. Ну а вы кто такой? Судя по вашей говенной тачке, человеком года вас ни разу не выбирали.
– К чему вы клоните?
– К тому, что вам никто не поверит. Так что вперед, дерзайте. Я вас не боюсь.
