– В моих услугах? Вы так говорите, будто увольняете меня с работы.
– Дело в том, что нам больше не нужно это письмо.
– Но мама в беде.
– Да, безусловно.
– Ей нужна моя помощь.
– Ей действительно нужна помощь, сэр. Но не ваша.
– Это еще почему?
– Как бы помягче сказать? Я пришел к убеждению, сэр, что вы едва ли способны ей помочь. Боюсь, от вашей помощи будет только хуже. Разумеется, я имею в виду тот скандал.
– Какой еще скандал?
– В университете, сэр. Это ужасно.
– О чем вы?
– А, так вы еще не видели? О господи. Прошу прощения, сэр. Вечно я приношу вам дурные вести. Ха-ха. Вам бы надо почаще проверять электронную почту или смотреть городские новости.
– Саймон!
– Да-да, я все понимаю. Вкратце дело вот в чем: в вашем университете недавно возникла студенческая организация, которая привлекла к себе повышенное внимание. И единственная цель этой организации, если угодно, смысл ее в том, чтобы вас уволили.
– Вы шутите?
– У них есть сайт, и ваши студенты, как бывшие, так и нынешние, охотно делятся и распространяют ссылки на него. Вас выставили “вредным и недоброжелательным человеком”, как говорят пиарщики: хоть сейчас в словарь. Вот потому-то мы больше и не хотим, чтобы вы вступались за мать.
– Но зачем моим студентам нужно, чтобы меня уволили?
– Может, вы лучше сами посмотрите?
Саймон достал из портфеля ноутбук, зашел на сайт: новая студенческая организация под названием СПРОС (“Студенты против растраты общих средств”) доказывала, что преподаватели растрачивают деньги налогоплательщиков. Доказательства? Некий Сэмюэл Андерсон, преподаватель английского языка и литературы, “пользовался служебным компьютером в личных целях”, утверждалось на сайте:
В ходе профилактических работ Центр компьютерной поддержки обнаружил данные, свидетельствующие о том, что профессор Андерсон каждую неделю подолгу играет на рабочем компьютере в “Мир эльфов”. Такое злоупотребление техническими средствами университета недопустимо.
Организация написала о случившемся декану, в СМИ и канцелярию губернатора. Теперь дело переправили в университетскую дисциплинарную комиссию, которая непременно во всем разберется.
– Черт, – выругался Сэмюэл, представив, как рассказывает про “Мир эльфов” седовласым преподавателям философии, риторики и теологии, начисто лишенным чувства юмора. При мысли об этом он покрылся холодным потом: поди-ка объясни коллегам, зачем тебе понадобилось вживаться в образ эльфийского вора. Господи боже мой.
На сайте цитировали слова президента СПРОСа: дескать, студенты должны неусыпно, точно сторожевые псы, следить за тем, чтобы факультет не разбазаривал плату за обучение. Звали студентку, разумеется, Лора Потсдам.
– Да пошло оно все, – Сэмюэл закрыл ноутбук, подошел к большим окнам на северной стене квартиры и посмотрел на зубчатую линию небоскребов вдали.
На ум ему пришел нелепый совет Перивинкла: объявить себя банкротом и смыться в Джакарту. Сейчас ему показалось, что в этом есть смысл.
– Надо сматываться, – произнес Сэмюэл.
– Прошу прощения?
– Надо сесть в самолет и улететь, – пояснил Сэмюэл. – Бросить работу, прежнюю жизнь, эту страну. Начать все с начала на новом месте.
– Что ж, сэр, воля ваша, однако матушке вашей следует остаться и бороться за свои права в строгих рамках закона.
– Я понимаю.
– Присяга не позволяет мне советовать обвиняемым в преступлении убегать от правосудия.
– Какая разница, – ответил Сэмюэл. – Все равно ей не уехать. Она же в черном списке.
– Нет, сэр, пока еще нет.
Сэмюэл обернулся. Адвокат аккуратно убирал ноутбук в специальное отделение в портфеле.
– Как это?
– Черным списком ведает ЦСТ, Центр слежки за террористами, который входит в состав Отделения национальной безопасности ФБР под эгидой Министерства обороны. То есть пресловутый черный список составляют вовсе не в УТБ, то есть Управлении транспортной безопасности, как думают многие, которое относится к Министерству национальной безопасности. Это абсолютно разные ведомства!
– Ну и?
– Подать заявление на включение кого бы то ни было в черный список может лишь уполномоченный сотрудник Министерства юстиции, или национальной безопасности, или Минобороны, или Госдепартамента, или почтовой службы, или же некоторых частных компаний, а поскольку в каждой из этих организаций свои критерии, нормативы, правила и процессы, не говоря уже о разных анкетах, документах, которые зачастую несовместимы с документами и анкетами другого административного ведомства, Центру слежки за террористами приходится все это просматривать, оценивать и стандартизировать. Задачу усложняет тот факт, что у каждого управления и министерства свои компьютерные программы: например, в суде округа Кук стоит Windows, причем не самая последняя версия, а устаревшая, в ФБР же и ЦРУ, насколько мне известно, используют Linux. Друг с другом эти две системы, как вы сами понимаете, не взаимодействуют, куда там!
– К чему вы клоните?
– Вот к чему: сведения о том, что вашу матушку внесли в список террористов, сперва должны обработать в суде первого муниципального района округа Кук, затем передать информацию в региональное отделение ФБР, оттуда в ЦСТ, там ее рассмотрят, получат подтверждение от Группы тактического анализа оперативной информации, перешлют все в Министерство национальной безопасности, а те каким-то образом – кажется, по факсу, – переправят данные в УТБ, и уж после этого разошлют сотрудникам службы безопасности конкретных аэропортов.
– То есть мамы в списке нет.
– Пока нет. Процедура в среднем занимает сорок восемь часов, ну, чуть дольше, если на это время приходятся выходные.
– Значит, чисто теоретически мы можем улететь из страны, если сделаем это сегодня.
– Именно так, сэр. Не забывайте, что мы имеем дело с гигантским бюрократическим аппаратом, большинству служащих которого платят преступно мало.
Сэмюэл с матерью переглянулись, та задумалась и, видимо, решив, что дело серьезно, еле заметно кивнула.
– Саймон, спасибо вам большое, – сказал Сэмюэл. – Что бы мы без вас делали.
5
В международном аэропорту О’Хара, в пятом его терминале, пассажиры молча стояли в очередях: очередь, чтобы получить билет, очередь сдать багаж, очередь на досмотр, и все эти очереди двигались так вяло, так неохотно, с такой, прямо скажем, неамериканской ленцой, что всяк присутствовавший в терминале поневоле проникался царящей здесь смесью меланхолии и хаоса. С улицы несло выхлопными газами от такси, внутри пахло мясом всех видов, которое день-деньской готовили в кафе “Хот-доги Голд-Кост”. Между объявлениями службы безопасности акустическое поле заполняла стандартная легкая музыка, чаще всего саксофонные партии. По телевизору крутили новости аэропорта, которые почему-то отличались от обычных новостей. Сэмюэл досадовал, что иностранцы, впервые прилетевшие в Америку, составят впечатление о стране по тому, что встречает их в этом вот терминале: “Макдоналдс” (который приветствовал толпы туристов важным сообщением – бургеры со свиными котлетами и соусом барбекю снова в продаже) да магазинчик со всевозможными безделушками сомнительной полезности: ручки с видеокамерой высокой четкости, кресла для массажа шиацу, беспроводные лампы для чтения, которые можно привести в действие через блютус, гидромассажные ножные ванночки с подогревом, компрессионные чулки, автоматические штопоры, электрические щетки для чистки гриля, ортопедические лежанки для собак, успокаивающие жилеты для кошек, браслеты и нарукавные повязки для похудения, таблетки от поседения, упаковки с изометрическими заменителями пищи, бутылочки с жидким белком, вращающиеся подставки под телевизор, настенные и настольные держатели для фена, банные полотенца, на одной стороне которых написано “Лицо”, а на другой “Задница”.
