— Где, вы думаете, он сейчас? — спросила Поппи.
Но дети уже ее не слушали, они прижались носом к стеклу машины и жадно выискивали глазами своего отца. Как только машина остановилась, они пулей вылетели из нее и побежали к входной двери дома.
Поппи решила немного подождать и, сидя в машине, привести свои чувства и мысли в порядок.
Харрисон был красивым, сексуальным, одиноким, но этот мужчина… не для нее. По крайней мере, Поппи пыталась себя убедить в этом.
Наконец она выбралась из машины, прихватив мясной пирог, который ранее купила в местной пекарне. Набравшись мужества, Поппи направилась к входной двери дома. Теперь она могла слышать голоса, доносящиеся изнутри, и громче всех звучал низкий, чувственный голос Харрисона.
— Привет, — произнесла она, заходя на кухню. Она не хотела стоять за порогом и подслушивать их разговор, поэтому объявила о своем приходе. — Надеюсь, ты приехал раньше, потому что у тебя хорошие новости?
Харрисон улыбнулся: казалось, огромный камень упал с его плеч.
— Оказалось, отец даже и не знал о своем критически высоком уровне холестерина, а если и знал, то ничего не сказал об этом маме. Сердечный приступ произошел из-за блокированной артерии.
— Но теперь ему будет лучше? — спросила она.
— Отцу нужен отдых, чтобы восстановиться, но с ним будет все в порядке. — Харрисон улыбнулся детям. — Он велел мне быстрее возвращаться к этим сорванцам, поэтому я и дома.
— Его еще долго будут держать в больнице?
— Я как раз рассказывал об этом детям, — сказал он, переводя взгляд с Поппи на своих малышей. — Я собираюсь обратно в город и на этот раз забираю их с собой. Когда отца выпишут из больницы, мы все вместе вернемся домой. Мама, конечно, переживает, но по дороге мы остановимся в Парксе, отец должен будет пройти обследование у местного доктора.
Поппи с трудом продолжала улыбаться. У нее не было никакого права чувствовать себя расстроенной и одинокой.
— Я пытался объяснить детям: их дедушке пришлось поставить стенты, металлические трубки…
— Как ужасно! — объявила Кэйти, перебивая своего отца и корча рожицу.
— Может быть, это и ужасно, но таким образом вашему дедушке спасли жизнь, — сказал Харрисон, поднимая дочку на руки и усаживая на кухонную тумбочку рядом с ее братом.
— Врачи поставили стенты в руку? — спросила Поппи.
Харрисон кивнул:
— Да, сначала ему прописали определенные препараты, потому что его артерия была слишком сильно забита, затем поставили стенты. Это весьма необычно. — Харрисон приподнял одну бровь, только сейчас осознав, что Поппи немало знает о сердечном приступе. — Откуда у тебя такие сведения?
Поппи пожала плечами, затем поставила пирог на стол и, не зная, чем еще себя занять, налила себе стакан воды. Вообще-то после такого долгого и тяжелого дня ей хотелось выпить крепкого кофе.
— У моего отца тоже был сердечный приступ, но после него он так и не оправился. После тройного шунтирования возникли осложнения.
Харрисон напряженно улыбнулся:
— Мне очень жаль. Я понимаю, в случае с моим отцом мы должны благодарить Бога.
— Не кори себя за то, что твой отец смог поправиться, Харрисон.
Дети молча слушали их разговор. Поппи заметила: Харрисон пытается их отвлечь, поднять им настроение.
— Ну что, кофе для всех? — спросил он.
— Папа, нам же нельзя кофе! — завизжала Кэйта, когда он обхватил ее за талию и поставил на пол.
То же самое он проделал и с Алексом.
— Тогда кофе для меня и Поппи. А вы будете апельсиновый сок?
Кэйти и Алекс радостно захихикали, подпрыгивая на месте.
Поппи наблюдала за тем, как Харрисон налил детям в бокалы сок, затем достал банку с печеньем и разрешил им взять несколько штук.
— Почему бы вам, ребята, не перекусить на свежем воздухе, а потом немного поиграть? Мы скоро к вам присоединимся.
Поппи молча смотрела, как дети побежали на улицу. Какие же это были милые и счастливые создания!
— Ты ведь осознаешь, какие замечательные дети тебе достались, правда?
Харрисон засмеялся:
— Да, я понимаю. Конечно же иногда кажется: все маленькие дети одинаково прекрасны, но мои и правда чудесные.
Теперь уже Поппи засмеялась:
— Ты серьезно? Такие дети не так часто встречаются, а я, уж поверь мне, общалась со многими детьми.
Харрисон внимательно на нее смотрел, но что-то в нем изменилось, теперь он вел себя с ней как-то иначе. Теперь в каждом его движении прослеживалось напряжение.
— Я и не знаю, как тебя благодарить, — сказал он, наливая в кружки кофе, затем передал ей одну. — Мне было очень важно вовремя оказаться в больнице. Слава богу, дети не видели своего дедушку таким, как видел его я, — бледного, словно призрак, подключенного к аппаратуре.
Поппи прекрасно знала, о чем он говорил.
— В первую ночь они были очень расстроены, беспокоились о дедушке, хотели, чтобы ты был рядом, но мы со всем справились. У тебя правда замечательные дети!
Харрисон сделал глоток кофе, все еще не отрывая от Поппи взгляда:
— Уезжая к отцу, я не успел рассказать, что и где расположено в доме и в какой комнате ты можешь переночевать.
Поппи зарделась.
— Я… я надеюсь, ты не против? Я спала в твоей постели…
Ну вот, она сказала это! К тому же Харрисон наверняка уже был в своей спальне и заметил там ее вещи.
— Все нормально. Я не хотел, чтобы ты спала на маленькой детской кроватке. Извини, не успел сменить простыни на своей кровати.
Поппи нервно сглотнула. Именно на простынях остался запах его лосьона после бритья. Этот аромат сводил ее с ума…
— Все хорошо, правда, — сказала Поппи.
— Что ж, в любом случае я оставил свои вещи в гостиной и не заходил в спальню — на случай, если ты оставила там свои личные вещи.
Сердце Поппи тут же замедлило свой ход. От ее смущения не осталось и следа.
— И когда вы собираетесь уезжать? Я надеюсь, ты не думаешь вести машину сразу после такой долгой, тяжелой поездки?
— Завтра, — сказал Харрисон. — Мы поедем завтра, чтобы у детей было несколько свободных от школы дней.
Поппи пожала плечами:
— Тогда заезжай завтра в школу, если хочешь захватить для них материал для чтения.
— Поппи?
Харрисон стоял позади нее, она физически ощущала его близость. Он слишком близко — непростительно близко для мужчины, которого она считала просто другом.
— Иногда мне кажется, я могу смотреть часами на то, как они играют, — произнес Харрисон низким голосом. — Они спасают меня от мыслей о том, насколько ничтожна моя жизнь.