Ходит по терему, злату верху,
В одной тонкой рубашечке без пояса,
В одних тонких чулочиках без чоботов,
У ней русая коса пораспущена.
То Настасья, ее родная сестра:
Она ездит во чистом поле поленицею,
Имеет в плечах силушку великую.
Настасья Никулична, жена Добрыни Никитича, и Настасья-королевична, невеста Дуная Ивановича, — это русские отважные богатырки, вольные степные наездницы.
Вот какие воинственные традиции русских амазонок были за плечами ростовских полениц, которые среди ратников Дмитрия Донского подошли к Дону. Ко времени Куликовской битвы былины о богатырях и поленицах уже почти четыреста лет жили среди русского народа. Их пели на княжеских пирах, в воинских дружинах, на свадьбах, поминках, они были живой стихией народной жизни. Поэтому можно почти не сомневаться в том, что, когда войска великого князя Дмитрия увидели легендарный Дон, в пыльной степи припомнилась ратникам былина о «Днепре-королевичне и Доне Ивановиче». В своих верховьях Дон и Днепр близко подходят друг к другу, и поэтический рассказ, откуда появились тут две такие могучие реки, конечно же, был известен русским людям той поры. Олицетворение силы природы и вместе с тем стремление понять — пусть средствами воображения, — почему река Дон называется Доном, несомненно, делала эту былину интересной для всех. Вот ее сюжет. Русские могучие богатыри и удалые поленицы собрались на пир к «ласковому» князю Владимиру. На этом пиру вдруг расхвасталась Днепра — Непра-королевична, что «нет-то стрельцов — добрых молодцов против меня Непры-королевичны». Она вспомнила достоинства всех богатырей: и молодецкую силу Ильи Муромца, и красоту, «угожество» Михаилы Потыка, и «тишину, уговор» Добрыни Никитича, и «походку, пощипку» Чурилы Пленковича. Забыла только Непра о своем муже законном — «Тихом Доне Ивановиче». Разгорелось его сердце богатырское, и пригласил он жену в поле пострелять, померяться силою и умением. Отнесли за версту колечко серебряное, и попала в него стрелой Непра-королевична. Второй раз разгорелось сердце Дона Ивановича, и стал он просить свою стрелочку каленую, чтобы упала она на грудь Непры-королевичны. Начала плакать поленица удалая и уговаривать мужа, чтобы он не стрелял в нее: «У меня с тобой есть во чреве чадо посеяно, принесу я тебе сына любимого». Ничего не ответил ей оскорбленный в самолюбии Дон Иванович и пустил стрелу в грудь жене. Упала она на землю, «облилася кровью горючей», схватил он кинжал — «пластал ея груди белые, а несла она сына любимого». Убедился Дон Иванович, что правду сказала ему жена, и «пал он тут на ножище-кинжалище». Тут-то от них «протекла Дон-река»
[44].
Однако все это богатырское буйство полениц происходило давно, несколько веков назад. Современный историк пишет: «Встречи со степными богатырями, любовные истории с амазонками-поленицами в далекой Задонской… стороне — все это могло быть отражением реальной жизни последнего десятилетия X века». Но все же именно героини былин поленицы помогают нам живее представить себе облик участниц Куликовской битвы, правнучек былинных амазонок.
Все поленицы были одеты в мужскую одежду и доспехи. Вот портрет поленицы, которая едет через московскую богатырскую заставу:
Едет поляничища удалая,
У ней шапочка надета на головушку,
Ай пушистая, сама завесиста,
Спереду-то не видать личка румяного
И сзаду не видать шеи белоей
[45].
В другой былине («Ставр Годинович и Василиса Микулична») дошло до нас подробное описание, как снаряжается поленица:
Сама подбрила волосы да по-мужичьему,
Надевала платье мужское,
Кладывала туги луки да во налучники,
Калены стрелы да во колсана,
Вязала крепки палицы да на бедро свое,
Потом шла на широк двор,
С широкого двора шла на стойлы лошадиныя,
Брала себе да добра коня,
Начала седлать да уздать своего добра коня,
На верх кладала ковано седло черкесское,
Затягивала двенадцатью подпругами,
Натягивала тринадцату продольную…
Образы былинных полениц вдохновляли, конечно, и ростовских амазонок.
Через Тихий Дон русское войско переправилось накануне сражения, которое состоялось в пятницу 8 сентября 1380 года. «Быти и стуку и грому велику на речьке Непрядве, меж Доном и Непром (интересно, что в „Задонщине“ Днепр называется так же, как в былине о Тихом Доне Ивановиче, — Непром), пасти трупу человечью на поле Куликове, пролиться крови на речьке Непрядве», — говорит поэтичная «Задонщина» («Сказание Софония-рязанца»).
«И съступишася грозно обе силы великыа, крепко бьющеся, напрасно сами себя стираху. Не токьмо оружием, нъ и от великыа тесноты под коньскими ногами издыхаху, яко немощно бе вместитися на том поле Куликове», — рассказывает «Сказание о Мамаевом побоище». Жестоким было сражение. Много полегло русских воинов. От трупов негде было ступить лошадям, а вода в речках стала красной от крови. Вместе с мужчинами сражались тут и ростовские поленицы. Что мы знаем об их участии? Можем ли назвать их имена?
Ни в «Задонщине», ни в «Сказании о Мамаевом побоище», ни в летописях не упоминается об участии женщин-воинов в Куликовском сражении, которое было высоким напряжением и поворотным стержнем всей русской истории. Но, по счастью, сохранился и дошел до нас один источник, благодаря которому мы знаем, что русские женщины, по примеру богатырок-полениц, наравне с мужчинами бились с татаро-монголами в тот великий для России день. Источник этот ростовский и рассказывает о ростовских амазонках. Возможно, что женщин в войске Дмитрия Донского было гораздо больше, может быть, они были в ополчении каждого удельного князя, но с уверенностью мы можем говорить только о ростовских.
Вот что нам известно.
Сто лет назад жил в Ростове Великом крестьянин Александр Яковлевич Артынов. Отец его уже в 1810 году выхлопотал своим односельчанам положение вольных хлебопашцев, занимался огородничеством и торговлей рыбой. Сын — почти ровесник Герцена, Лермонтова и Кольцова — все свободное время посвящал чтению и занятиям историей Ростовского края, где не иссякала народная память о языческих временах, жили легенды о князьях, богатырях, волшебниках.
По торговым делам Артынов часто бывал в Петербурге, где посещал книжную лавку Смирдина, покупал книги. В Ростове многие купцы увлекались собиранием старинных рукописей, рукописных сборников. С ними и подружился молодой бойкий приказчик. Особенно знаменита была библиотека купца В. П. Хлебникова, в которой находился «Ростовский летописец», полный преданий и сказаний о ростовских князьях. Впоследствии в своих воспоминаниях Артынов опишет споры любителей старины, которые разрешались с помощью «рукописной книги довольно почтенной толщины, писанной полууставом», «в то время ростовских летописцев было в изобилии и почти у каждого было полно разных старинных рукописей»
[46].
