– Ты бы не отрезала мне ухо. Тогда я не мог бы слышать твои стоны и жалобы. А я знаю, как тебе это нужно.
Ладно, неважно. Нельзя слишком торопиться. Сначала я хочу его немного ранить.
Я прыгаю вперед, целясь ему в живот. Райден отражает удар и наносит ответный мне по ногам. Но я отпрыгиваю назад.
– Почему ты не вмешался? – спрашиваю я, делая несколько быстрых выпадов.
– Не вмешался во что? – Он быстро реагирует на каждый мой удар, но, пока мы говорим, я не прекращаю атаки.
– Ты видел, как я с ним сражалась. Ты знаешь, капитан не хочет, чтобы меня здесь как-то обидели или ранили, но все же ты позволил ему меня схватить. Ты просто стоял и смотрел. И… О!
Он переводит дух и становится в защитную позу. Мне нравится наблюдать за его манерой. Изучив ее, я пойму, как его лучше поразить. Конечно, не сейчас – позднее. Сегодня я должна дать ему выиграть этот бой.
– Ты хотел, чтобы я его убила, – говорю я. – Ну конечно. Тебя бесит то, что он делает. Тебя, такого благородного и все такое. Но ты не можешь сам его убить, потому что по какой-то причине ты верен брату и нельзя, чтобы другие увидели, как ты убиваешь члена своей команды. Я не понимаю этой верности – похоже, тебе претит все, что делает Драксен.
Я раню его в руку. Райден бьется не в полную силу, ведь на самом деле не хочет причинить мне боль. Разумеется, я тоже не хочу его убивать, но причинить боль, увы, хочу. То, что я сказала ему тогда, отчасти правда. Я не хочу его смерти, потому что предпочитаю, что меня допрашивал он.
Если не будет Райдена, Драксен найдет кого-нибудь гораздо хуже.
– Вот почему ты рассердился в тот день, когда вы меня захватили, – получив внезапное озарение, говорю я. – Я спровоцировала в твоем брате худшее, что в нем есть, убив его людей. Тебе пришлось вмешаться и напомнить ему о человечности. Но, кажется, у него с этим всегда трудности, не так ли? В этом он похож на вашего отца.
Я чувствую, как боль обжигает мне ногу, и вскрикиваю. Он задел меня мечом. Наверное, я его тоже задела – затронула что-то слишком личное.
– Ты порвал мне бриджи!
– Заткнись-ка, девчонка, – говорит Райден.
– Но зачем ты это делаешь? – спрашиваю я, забыл о бриджах. – Среди этих людей ты несчастен, это видно. Скорее всего, тебе даже не нравится пиратство. Почему ты не уйдешь?
Я снова касаюсь его мечом, на этот раз удар приходится в бок, и я стараюсь, чтобы он был легким. На моих губах уже появляется победная улыбка, но тут Райден делает нечто немыслимое. Вместо того чтобы уйти от моего меча, он наклоняется к нему, хватает свободной рукой мою кисть и тут же поднимает свой меч к моей шее. Не успеваю я глазом моргнуть, как зажимающая мою кисть рука хватает мой меч, и вот оба меча направлены на меня.
Я ошеломленно смотрю на него. Он дал себя ранить, чтобы отнять у меня меч. Это смелый и безумный шаг.
И он мне нравится.
Я так восхищена, что даже не могу как следует рассердиться. Я недооценила Райдена.
Он прячет меч в ножны, бросает меч Киарана рядом с его спящим телом и крепко хватает меня за предплечье.
– Я не ухожу, потому что он мой брат. Он единственный из моей семьи, кто любит меня без всяких условий. Тебе этого не понять.
Мне хочется возражать, защищаться, оправдать свои отношения с отцом. Но я не могу подобрать нужных слов. Поэтому свободной рукой я бью его в то место, куда ранила. Он морщится от боли и отводит меч, повернувшись ко мне другим боком.
– По-моему, нам обоим удалось раскопать вещи, которые лучше было бы не трогать. А теперь давай-ка вернем тебя на корабль.
По дороге в моей ноге пульсирует боль, но это ничто по сравнению с огнем, который горит у меня в груди от его недавних слов. Он продолжает меня злить. Очень злить. Мне хочется поразить его сильнее. Но приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы дать ему отвести себя на этот проклятый корабль.
Я пытаюсь выпрыгнуть из шлюпки, но Райден пинает меня, и я делаю вид, что удар вышиб из меня дух. Когда с корабля спускают лестницу, чтобы мы поднялись на борт «Ночного странника», я даю ему кулаком в лицо и пытаюсь прыгнуть в воду, но он ловит меня и практически несет к лестнице. Он сильнее, чем кажется.
Эти фальшивые попытки бегства – единственная месть за его проклятые слова, которую я могу себе позволить.
Райден ведет меня обратно в камеру. Он не обращает внимания на Эзека и Йолека, которые пытаются объяснить ему, как я сбежала, просто приказывает им уйти.
И сам исчезает из тюремного отсека – всего лишь на миг. И тут же возвращается. Я с удивлением вижу, что он запирает себя в камеру вместе со мной.
– Ты решил, что твое место тоже за решеткой? – спрашиваю я.
– Я давно это решил, но сейчас я здесь не поэтому.
Тут я замечаю чистое белье и повязки. Чуть погодя еще один пират приносит ведро горячей воды и уходит.
– Хочешь, чтобы я промыла тебе раны? – язвительно спрашиваю я.
– Конечно нет. Я промою твои.
– Не понимаю.
– Капитану не понравится, если он узнает, что я тебя исполосовал.
– Я тебя подстрекала.
– Не имеет значения. Мне надо было быть сдержаннее.
– Мы пираты, – напоминаю я.
– Все равно не имеет значения. А теперь…
Он поднимает меня на стол, и я сижу, вытянув перед собой раненую ногу.
– Я и сама умею садиться, – говорю я, сбитая с толку его бессмысленным движением.
– Знаю. Но так веселее. А теперь снимай бриджи.
– Ха! Ни за что.
– Там нет ничего такого, чего бы я не видел раньше.
– Ты не видел меня. И не увидишь.
Райден расплывается в дьявольской усмешке. Как быстро он приходит в себя!
– У меня есть идея получше.
Я берусь за окровавленный разрез на бриджах и, морщась, поднимаю ткань вверх, отрывая ее от раны.
– А я уже почти поверил, что ты не чувствуешь боли.
– Заткнись, Райден.
Он замолкает, и я знаю – это не потому, что он меня послушался. Я вижу, что он не мигая смотрит на мою ногу. Нет, не на ногу. На шрамы. Мои руки и ноги покрыты шрамами.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Я родилась у короля пиратов.
Он протягивает руку, собираясь провести пальцем по одной из тонких белых линий.
– Не трогай, – говорю я. – Я только что отбилась от Шека. Мне вовсе не нужно, чтобы кто-то еще меня трогал.
– Да, конечно, – спохватившись, говорит он. – Прости. Но я не собирался…
Умолкнув, он обрывает неловкий момент и, потянувшись вниз, достает мазь и чистую повязку.
