– Ты идешь?
Юноша застрял на первой ступеньке и, запрокинув голову, рассматривал дом. Наконец он поежился и поспешно поднялся по ступеням.
– Извини, – застенчиво пробормотал он. – Просто на миг меня охватило такое странное чувство…
Чарли безрадостно засмеялась:
– Всего на миг?
Они вошли в дом, и Джон снова остановился, рассматривая гостиную так, словно попал в священное место и теперь должен какое-то время благоговейно помолчать. Чарли прикусила язык, пытаясь справиться с нетерпением. Когда-то она и сама испытывала нечто подобное; однако сейчас ее подстегивала необходимость действовать быстро, ей казалось, что где-то здесь скрыт ответ, какая-то подсказка, которая поможет им вернуть Карлтона. Где же еще искать, как не здесь?
– Джон, – сказала она, – все в порядке. Идем.
Юноша кивнул и пошел вслед за ней вверх по лестнице на второй этаж. На середине лестницы он снова резко остановился, и, проследив за его взглядом, Чарли поняла, что Джон смотрит на темное пятно на полу гостиной.
– Это… – начал было он, потом тяжело сглотнул и спросил совсем другое: – А Стэнли еще здесь?
Чарли сделала вид, что не заметила этой оговорки.
– Ты помнишь его имя! – воскликнула она, широко улыбаясь.
Джон пожал плечами.
– Разве кому-то может не понравиться механический единорог?
– Ага, он все еще здесь. Все игрушки до сих пор работают. Идем.
Они поспешили в ее комнату.
Джон опустился на колени перед единорогом, нажал кнопку, которая его запускала, и восторженно понаблюдал, как Стэнли, поскрипывая, гарцует по комнате. Чарли прикрыла рот рукой, чтобы скрыть улыбку. Джон так пристально глядел на игрушку, словно у него на глазах совершалось нечто очень важное. На миг девушке показалось, что она вновь видит перед собой маленького лохматого мальчика, все внимание которого приковано к Стэнли, будто в мире нет ничего важнее этого игрушечного робота.
Вдруг Джон поднял голову и указал куда-то вверх.
– Твой «шкаф большой девочки»! Он открыт! – воскликнул он, вскакивая и подходя к самому высокому из трех шкафов, створка которого и впрямь была чуть приоткрыта. Джон распахнул ее и, заглянув в шкаф, обнаружил, что тот пуст. – Так что же находилось внутри все эти годы? – спросил он.
– Кто его знает. – Чарли пожала плечами. – Я смутно помню, будто тетя Джен что-то о нем говорила в какой-то момент. Возможно, он был заполнен одеждой, до которой я наконец-то доросла, но я могу ошибаться. Тетя Джен всегда была очень бережливой – к чему тратить деньги на новую одежду, если можно этого не делать, верно? – Она улыбнулась.
Джон бросил взгляд на средний и самый маленький шкафы, но не стал их трогать.
– Пойду поищу какие-нибудь фотоальбомы или документы, – сказала Чарли, и юноша рассеянно кивнул, глядя, как Стэнли, дребезжа, возвращается на исходную позицию. Уже выходя из комнаты, девушка услышала, как Джон снова запускает единорога и тот едет по кругу.
Комната, некогда принадлежавшая ее отцу, располагалась рядом со спальней Чарли. Окна комнаты – а их было несколько – выходили на задний двор, и летом в комнате было слишком жарко, а зимой холод постоянно просачивался в щели. В детстве Чарли без всяких подсказок догадалась, почему отец выбрал именно эту комнату. Из нее было видно гараж и его мастерскую. Чарли всегда помнила, что отцовская комната – все равно что часть его самого, и отец не любил надолго ее покидать. На миг девушка вспомнила свой сон: в сознании всплыл даже не образ, а странное ощущение. Она нахмурилась и, выглянув в окно, посмотрела на закрытую дверь гаража.
«А может, он просто хотел быть уверен, что ничто не вырвется оттуда», – подумала Чарли. Она отошла от окна, передернула плечами и потрясла кистями рук, пытаясь избавиться от противного ощущения, потом оглядела комнату. Здесь, как и в ее собственной спальне, все осталось нетронутым. Чарли не стала открывать ящики комода: чего доброго в них до сих пор лежат отцовские рубашки и носки, выстиранные, аккуратно сложенные, ждущие, что их наденут. Кровать отца была аккуратно застелена пледом, который он использовал в качестве постельного покрывала с тех пор, как ушла мать Чарли, и уже некому было настаивать на том, что положено пользоваться постельным бельем. У стены стоял большой книжный шкаф, битком забитый книгами. Чарли подошла к нему и стала просматривать заголовки на корешках. Тут было много практических руководств и томов, посвященных прикладным наукам, названия которых ничего не говорили девушке; кроме того, была документальная литература. Человек, не знакомый с ее отцом, счел бы, что книги в шкафу довольно разношерстные.
Тут были книги по биологии и анатомии как людей, так и животных; имелись труды по истории цирка и передвижных ярмарок. Были книги, посвященные детскому развитию, сборники мифов и легенд, а также наборы выкроек и самоучители по шитью. Целые тома про богов-трикстеров соседствовали с руководствами по пошиву лоскутных одеял, а также книгами о футбольных группах поддержки и их талисманах. На самой верхней полке лежали стопки канцелярских папок, а самая нижняя полка пустовала, если не считать одной-единственной стоявшей там книги: это был старый, покрытый пылью фотоальбом в кожаной обложке. Чарли схватила его, но не сразу смогла вытащить: он застрял, придавленный верхней полкой. Наконец девушка выдернула альбом и пошла обратно в свою старую спальню, оставив дверь отцовской комнаты приоткрытой: ей вдруг показалось, что если она ее закроет, то уже не сможет открыть.
Когда она вернулась, Джон сидел на кровати, склонив голову набок, и смотрел на Стэнли.
– Что? – спросила Чарли.
Джон одарил ее задумчивым взглядом.
– Да вот, думаю, не чувствует ли он себя одиноким, – ответил он, пожимая плечами.
– У него есть Теодор, – сказала Чарли и, улыбнувшись, указала на плюшевого кролика. – Если кому тут и одиноко, так это Элле – она ведь сидит в шкафу. Смотри. – Она положила альбом рядом с Джоном, потом подошла к изножью кровати и повернула колесо, приводившее в действие куклу. Затем тоже села на кровать, и они с Джоном, точно зачарованные, стали смотреть, как из маленького шкафа появляется кукла в чистеньком, накрахмаленном платье и безучастно предлагает выпить чаю. Они не произнесли ни слова, пока дверца вновь не закрылась за куклой. Джон кашлянул.
– Итак, что это за фолиант?
– Фотографии, – сказала Чарли. – Я еще не смотрела. – Она взяла альбом и открыла наугад. На верхней фотографии была запечатлена мать Чарли с младенцем на руках, предположительно, годовалым. Она держала девочку над головой на вытянутых руках, как будто собиралась запустить самолетик, а малышка весело смеялась, запрокинув голову, ее длинные каштановые волосы развевались. Глазенки у девочки округлились от восторга. Джон улыбнулся.
– Ты выглядишь такой счастливой, – заметил он, и Чарли кивнула.
– Ага. Наверное, я была очень счастливой. «Если это я», – добавила она про себя. Девушка открыла другую страницу, на которой разместился единственный большой снимок: семейное фото, сделанное в студии. Люди на снимке были одеты очень сдержанно: отец Чарли облачился в костюм; мать – в ярко-розовое платье с такими толстыми подплечниками, что казалось, будто ее плечи касаются ушей; каштановые волосы женщины были гладко зачесаны назад. Оба супруга держали на руках по ребенку: один был в белом платьице с рюшами, а другой – в матросском костюмчике. Сердце Чарли пропустило удар, она услышала, как сидевший рядом Джон тихо ахнул. Девушка посмотрела на него так, словно пол уходил у них из-под ног.
