– Я не собирался… Оно само сочинилось.
Профессор, кажется, его уже не слушал. Он лишь кивнул, уставившись в какие-то бумаги. Кир присмотрелся – и еле удержался от возмущенного возгласа: директор внимательно изучал его медицинскую карту. Они тут что, считают его сумасшедшим? Только этого не хватало!
Профессор Шерн между тем отложил книжицу в сторону и задумался. Вроде бы он смотрел на Кира, но в то же время сквозь него. Руки Кира похолодели, а к горлу подобралась тошнота. Пауза затягивалась, и он наконец нарушил молчание:
– Меня отчислят? – хотелось произнести это ровно и бесстрастно, как и положено будущему ученому, но голос дрогнул.
Шерн рассеянно ответил:
– Скорее всего, да. Но это уже не так важно. Поверьте, молодой человек, вы еще послужите науке, как никто другой.
* * *
Кир тревожно мерил комнату шагами. Правда, мерить было особенно нечего – три широких шага в длину и один в ширину – а потом упираешься в узкую кровать. Маленькая каморка на чердаке, любезно выделенная ему дядюшкой. И это не от жадности или желания притеснить племянника – сам хозяин дома ютился в такой же комнатушке, но на первом этаже. А всё остальное пространство дома, подаренного доктору Гору муниципалитетом за научные заслуги, занимали книги…
До девяти оставалось еще два часа. Профессор Шерн обещал заехать за Киром в 21:00 и отвезти показать что-то очень важное. Велел об их разговоре никому не рассказывать и предупредить дядюшку, что вернется поздно. Гадать, куда и зачем они отправятся, было нецелесообразно. Так или иначе, скоро он все узнает.
Кир остановился и уселся на кровать.
Курс истории! Это всё из-за него. На этот курс отводилось три лекции, а в академии все еще велись споры о том, не стоит ли его сократить или вовсе отменить. В самом деле, идея изучать прошлое, на которое уже повлиять невозможно, выглядит несколько нерациональной. Тем более что в мире столько неизученного, неоткрытого, неизобретенного – и будущие поколения ждут от них, сегодняшних, научного подвига!
Никаких зачетов-экзаменов по истории не было, а потому студенты со спокойной душой эти занятия прогуливали. Из их потока приходили послушать историка лишь четверо. Сестры Диег – отличницы и зубрилки, они не пропускали вообще ничего и никогда. Похоже, им не приходило в голову, что это в принципе возможно. Парень, фамилию которого Кир никак не вспомнит, – тот все время спал на задворках аудитории и, вполне вероятно, даже не знал, что физика с математикой закончились и началось нечто совсем другое. И сам Кир.
В первый раз он замешкался, решая задачу на перемене, и не успел сбежать. Когда поднял глаза от тетради – историк уже входил в аудиторию. Пришлось остаться. А потом просто стало интересно. Этот невзрачный дядечка с грустными глазами рассказывал забавные вещи. Оказывается, когда-то магики (учитель политкорректно назвал их «людьми с альтернативной организацией мыслительной деятельности») жили с ними в одном мире. Тогда их звали гуманитариями, и вроде это слово даже не было ругательным. Они верили во всякую чушь, например, что определенным образом расставленные слова могут влиять на окружающую действительность. И усиленно это дело изучали. С техникой у гуманитариев был полный раздрай. От страшного заклинания «Я ничего не трогал, оно само!» ломались даже сверхпрочные приборы. Да что там говорить, простейшие механизмы вроде квантового пылесоса не выдерживали такого обращения.
Потом случилось то, что должно было случиться: эти недотепы с их неспособностью обращаться с техникой, устроили апокалипсическую заваруху и чуть не погубили мир. Технарям удалось что-то подлатать и подправить, и миров стало два – Сарегон, где царствовали высокие технологии и разум, и Альтара, куда ушли «криворукие» магики, ой простите, люди с альтернативной организацией мыслительной деятельности – со своими суевериями и дремучестью…
Сейчас о магиках в их мире говорили мало. Воспоминания о них сохранились, пожалуй, лишь в комиксах – там эти глуповатые недотепы ломали и взрывали все, что попадало в их поле зрения. А еще – в страшилках, которые передают друг другу дети и взрослые. Ужасные легенды о том, что если магик появится в любом из городов Сарегона, сломается вся техника: электростанции, станки, компьютеры, и даже механические органы – сердца там или почки – тоже перестанут работать. Вот такой вот армагедец. Разумеется, свою якобы существующую словесную силу применить они тут не смогут – эти вруны и мечтатели утверждают, что она в принципе есть, но в присутствии технарей не работает.
Кир, конечно, посмеивался над недалекими магиками. Ну как можно верить, что слова оказывают какое-то влияние на окружающую действительность! Это же просто звуковые волны, которые производятся связками… Для передачи информации – отличная штука, но не более того. И все-таки было интересно: о каком определенном порядке идет речь? Было бы неплохо разобраться.
После второго занятия Кир подошел к историку и спросил: как же предлагали эти… гм… гуманитарии расставить слова? Тот засуетился, замямлил что-то, а потом, старательно глядя в сторону, посоветовал почитать стихи.
Читать стихи! Кира передернуло. От самой этой идеи веяло чем-то противоестественным. Но присущая каждому настоящему ученому любознательность (такая формулировка Киру нравилась больше, чем обычное «любопытство») в конце концов победила. Он отправился в библиотеку.
Библиотекарша долго таращила на него круглые и выпуклые, как у рыбы, глаза, но все-таки выдала старинный том в тяжелом деревянном переплете. И Кир стал читать.
Поначалу было страшновато. Он и сам бы себе в этом не признался, но мысль, что от его чтения что-то в окружающем мире начнет меняться, пульсировала где-то на краю сознания. Прочитал одно стихотворение, другое… Ничего. Вообще ничего. Но назвать эксперимент корректным было нельзя. Звуки-то не извлекались – Кир читал про себя, возможно, дело в этом.
Он вырвал из тетради лист и аккуратно переписал несколько стихотворений. Конечно, набрать их в планшете было бы быстрее, но кто знает, вдруг от этой дряни и правда техника ломается. Планшет дорогой – дядюшкин подарок. Сам себе Кир в жизни такого не купит.
Дома он перечитал стихи вслух – сначала шепотом, потом громче, и еще громче. А когда в пятницу дядюшка по обыкновению отправился к соседу играть в трехмерные шахматы, то и прокричал изо всех сил. Ничего. Что и следовало доказать!
Можно было спокойно возвращаться к учебе и не думать больше о глупостях. Можно было бы. Если бы не появилась новая версия – а вдруг на окружающую действительность влияют не все стихи, а только некоторые из них. Кир вздохнул – и засел в библиотеке.
Всего там было четыре книги со стихами. Одна совсем тоненькая, три – увесистых. В них обнаружилось 367 стихотворений разных авторов. И все эти стихи Кир по очереди переписал и продекламировал. Опыт наконец-то был окончательно и бесповоротно завершен. Никакого влияния на мир – и точка. Можно было отправить «экспериментальные» листки в преобразователь мусора и покончить с этим.
