– Прекрасная идея! Я еще ни разу не видела моря и никогда не бывала на корабле.
– В таком случае вас ждут незабываемые впечатления. Уверяю вас, моя «Русалка» очень красива. По крайней мере я так думаю!
– О, мне уже хочется, чтобы поскорее наступило завтра! – радостно воскликнула Рания. – Я бы с куда большим удовольствием предпочла оказаться на вашей яхте вместо того, чтобы отправляться в палату лордов.
– Вы найдете отдых на яхте самым захватывающим. А вот если вы выйдете замуж за лорда, то, вне всякого сомнения, будете проводить много времени в унылой и мрачной комнате и в еще более унылой столовой.
Рания весело рассмеялась:
– Вы явно пытаетесь привести меня в уныние, Чарльз, но до сих пор, позвольте заметить, ни один лорд так и не сделал мне предложение.
– Мне показалось, что молодой человек вчера вечером был очень близок к этому.
– Так и есть, но он – не лорд и, если не ошибаюсь, между ним и отцовским титулом стоят еще двое или трое его братьев.
– В таком случае его, безусловно, следует вычеркнуть из списка, – с некоторой иронией заметил Чарльз.
– Я уже говорила вам и готова повторить еще раз: у меня нет желания выходить замуж за кого-либо исключительно ради титула или денег.
– Поживем – увидим, – загадочно обронил Чарльз.
К этому времени они подъехали к Беркли-сквер, где их уже поджидали двое грумов, чтобы принять лошадей.
Рании предстояло быстро переодеться, чтобы не опоздать на званый обед.
Она улыбнулась Чарльзу, и он в который раз подумал, как же она все-таки красива.
И потому его ничуть не удивляло, что на Роттен-роу она быстро обзавелась целой армией поклонников.
Он был вынужден заказать для нее еще два костюма для верховой езды, поскольку теперь, будучи признанной красавицей, она никоим образом не могла ежедневно появляться в одном и том же наряде.
Впрочем, тот костюм, который она надела сегодня, привел его в восхищение сразу же, как только она спустилась к завтраку. Он был цвета зеленой листвы, восхитительно притален и с белой оторочкой по краям жакета.
Но первым делом его внимание привлекла треуголка в тон, украшенная серебряной тесьмой со всех трех сторон. Ловко сидящая на ее роскошных кудрях, шляпа превосходно оттеняла ее лукавые глаза, поблескивавшие из-под изящно загнутых кончиков полей.
«Вне всякого сомнения, – подумал Чарльз, направляясь к себе в кабинет, – расходы на ее наряды окупились с лихвой».
Как обычно, на его письменном столе лежала целая стопка писем личного свойства, на которые ему предстояло ответить самому. Майор Монселл чутьем распознавал те из них, которые имел право вскрыть, будучи его секретарем, а эти явно были приватными.
Теперь, когда он якобы был помолвлен и должен был в скором времени сочетаться браком, количество приватных писем неизбежно уменьшилось, но за последние несколько дней, прошедшие с того момента, как было объявлено о выздоровлении герцога Оукеншоу, он получил три письма, почерк на которых был ему хорошо знаком.
Он прекрасно понимал, что, раз о помолвке Сильвер с маркизом до сих пор так и не было объявлено, она непременно попытается вернуть себе его, Чарльза.
Получая от Сильвер очередное письмо, он, не вскрывая конверта, возвращал его по почте назад.
Подобное самомнение с ее стороны не удивляло его.
Сильвер была действительно уверена в том, что, несмотря на то оскорбление, которое она ему нанесла, он готов вновь вернуть ее в свою жизнь.
Обед с герцогиней оказался в точности похож на множество других обедов, на которых им довелось присутствовать в последнее время. Здесь были те же самые красавицы и те же самые щеголи, которые, лебезя, бросились к Рании, стоило ей появиться на пороге.
Очень скоро она сообразила, что при каждой новой встрече комплименты поклонников остаются прежними, и их восторженные льстивые слова стали терять для нее свое очарование.
Женщины же встречали Ранию с некоторой настороженностью, отчего она чувствовала себя так, будто они не пускают ее в свой избранный круг. Те из них, кого в прежние времена Чарльз выделял своим вниманием, или заискивали перед ним, или же отворачивались при его появлении, намеренно игнорируя его на протяжении всего вечера.
Обед казался бесконечным, и Чарльз подумал о том, что Рания оказалась права.
Она обмолвилась, что общий разговор за столом представляется ей скучным, будучи лишен той живости и оригинальности, которыми они наслаждались, оставаясь вдвоем.
И сейчас, отпустив очередное остроумное замечание, он поймал себя на мысли, что предпочел бы увидеть реакцию Рании, а не той женщины, с которой разговаривал.
Когда они возвращались домой на фаэтоне, Рания заметила:
– Прием показался мне необыкновенно скучным. Но я все время думала о том удовольствии, которое ждет меня завтра.
– Поскольку вы теперь – первая красавица сезона, то вам полагается получать удовольствие и от званых обедов и ужинов, которые устраиваются исключительно в вашу честь, хотя хозяева и делают вид, что, не будь вас, обед все равно состоялся бы.
– А вот теперь вы мне льстите!
– Ничуть, потому что это – святая правда, Рания. Они знают, что, пригласив вас, могут рассчитывать на то, что все молодые рафинированные и привередливые аристократы тоже примут приглашение, чтобы иметь возможность пофлиртовать с вами.
– Все это представляется мне верхом нелепости, если хотите знать мое мнение. Всему причиной – то, что вы одели меня, словно сказочную принцессу, а Антонио соорудил для меня прическу в новом стиле.
Она улыбнулась и продолжила:
– Все это, конечно, чрезвычайно лестно, но вы не хуже меня понимаете, что, если бы не Линдон-холл, на меня второй раз никто и не взглянул бы.
Чарльз и сам знал, что это правда, но подумал, что только Рания, будучи достаточно скромной, смогла признать это вслух.
– Вы, – сказал он, – нравитесь мне такой, какая есть, что бы ни было на вас надето. Уверен, что и Стрекоза придерживается такого же мнения!
– Разумеется, она ведет себя, как любой разумный человек.
Рания вздохнула:
– Жаль, что люди придают такое значение одежде. Конечно, если могут себе ее позволить.
– Я вовсе не запрещаю вам надевать ваши обноски, но подумайте хотя бы о том, как будут разочарованы все эти элегантные молодые красавцы.
– Половину времени, – рассмеялась она, – они думают как раз о собственной внешности, а не о моей. Но я чрезвычайно вам признательна за то, что вы для меня сделали, да вы и сами это знаете.
Она вспомнила полное энтузиазма письмо, которое только что получила от Гарри. Он сообщал ей, что нашел идеальное место для скакового круга и что через несколько дней пришлет Чарльзу подробный проект.
