Это было настоящее путешествие, восхитительное и волнующее.
Позже Рания согласилась, что для того, чтобы разгадать все тайны любви, одной жизни будет мало.
Потребуется много жизней, нескончаемая их вереница, прежде чем они сумеют познать вечные и неизмеримые ценности, которые доступны только тем, кто ищет их с открытой душой и искренним сердцем.
Губы Чарльза не отпускали ее.
Он все продолжал и продолжал ее целовать.
А она знала, что с готовностью отдаст ему не только свое любящее сердце, но и свою преданную душу, и свое невинное тело.
Их сердца и мечты сольются воедино – и они станут одним целым, дополняя друг друга.
И ничто и никогда на свете не сможет разлучить их.
– Я люблю тебя, моя славная и драгоценная малышка, – шептал он.
– И я люблю тебя, люблю до конца дней своих, – ответила она.
* * *
Казалось, прошла целая вечность… Они лениво наслаждались обедом, глядя на бескрайнее море, волны которого несли «Русалку» через Ла-Манш.
В небесах ярко сияло солнце, искрилась за бортом гладь воды, и яхта стремительно шла вперед, куда быстрее, чем предполагал Чарльз.
Он отметил, что все новшества, включая высокие и крепкие мачты, превратили «Русалку» в уникальный в своем роде корабль. Совсем как моя любимая Рания, – удовлетворенно подумал он.
Помимо всего прочего, яхта была еще и невероятно комфортабельной.
Шеф-повар, служивший у Чарльза вот уже два года, был французом.
Поначалу кок испытывал неловкость оттого, что работает у врага, с которым столь упорно и яростно сражался, хотя, строго говоря, он никогда не держал в руках оружия.
На самом деле всю войну шеф-повар провел в Англии, скрываясь в одном из поместий Чарльза.
И потому он был настолько рад вернуться к работе, что превзошел самого себя, и блюда, которые он готовил для Чарльза, с каждым разом становились все изысканнее и восхитительнее.
* * *
Они провели в море уже пять дней, и теперь входили в Бискайский залив.
Только сейчас Чарльз признался Рании в том, что к нему перешел титул графа Линдонмора.
– Как ты узнал об этом?
– Собственно говоря, я узнал об этом еще до того, как мы отплыли из Англии.
Рания ахнула:
– Но ты должен был присутствовать на похоронах!
– К несчастью, я влюбился в прелестную молоденькую девушку. Но жениться на ней тотчас я не мог, поскольку, как новоиспеченный граф Линдонмор, я должен был носить траур по своему дяде.
– Значит, именно поэтому нам пришлось обвенчаться тайно и в такой спешке?
– На самом деле больше всего я боялся того, что ты откажешь мне или сбежишь от меня, любовь моя.
– Или… что меня вновь похитят!
– Ты права, это было главной причиной, но теперь, когда мы женаты, ты находишься в полной и абсолютной безопасности.
– Я догадалась, что мое похищение устроила та девушка, что отказалась выйти за тебя замуж.
– Ты как-то узнала об этом?
– Я услышала, как тот человек, что снял мешок у меня с головы, сказал другому: «Какая аппетитная штучка! Она принесет нам кучу звонких монет. И, если сложить их с теми деньгами, что мы получим от второй красотки, мы сможем купить себе новый вельбот».
Чарльз промолчал, и Рания продолжала:
– Разумеется, все в Лондоне говорили мне о том, что ждали твоей свадьбы с Сильвер Банкрофт, и потому я догадалась, что это она заплатила моим похитителям.
Разговаривая, они лежали на кровати.
Чарльз обнял жену и притянул к себе.
– Забудь об этом, любимая.
– А ты уверен, – поинтересовалась Рания, – что забыл ее? Она ведь очень красива.
– Красивое тело, в котором таится злое черное сердце, – именно этим она и отличается от тебя, моя драгоценная Рания. Ты очень красива, красивее всех, кого я когда-либо видел. А твое сердце столь же чисто и искренне, как солнце или звезды.
Рания плотнее прижалась к нему:
– Ты говоришь такие приятные вещи. Я надеюсь, что так будет и впредь.
– Это только начало. Каждый день, глядя на тебя и прикасаясь к тебе, любимая, я буду изобретать все новые и новые способы рассказать тебе о том, как я люблю тебя и как я счастлив с тобой.
– Я действительно делаю тебя счастливым, Чарльз?
– Глупый вопрос. Знаешь, таким счастливым я не был еще никогда в жизни!
– И я тоже очень счастлива, счастлива настолько, – воскликнула она, – что иногда мне кажется неправильным, что мы наслаждаемся таким счастьем, в то время когда в мире вокруг нас остается столько горя и страданий.
– Мы украсим этот мир. И в этом, я знаю, ты будешь направлять меня.
– Ты – самый добрый и щедрый человек, который когда-либо жил на свете! Не представляю себе, что смогу научить тебя чему-либо, чего ты еще не знаешь.
Чарльз ласково погладил ее по щеке:
– До тех пор пока я не встретил тебя, Рания, я не знал, что такое любовь. А еще я уверен, что, когда ты подаришь мне сына, я испытаю невероятное счастье, познав радость отцовства.
Он ненадолго умолк и окинул Ранию долгим взглядом.
– Только полюбив кого-либо, начинаешь понимать, что есть вещи, которые имеют для тебя определяющее значение, пусть даже окружающим они представляются самыми обыкновенными.
– В тебе, мой любимый Чарльз, нет ничего, что можно было бы назвать словом «обыкновенный»!
– То же самое я могу сказать и о тебе.
– Если уж мы оба с тобой такие замечательные, – решительно заявила Рания, – то и поступки должны совершать такие же. Когда мы вернемся домой, то должны будем сделать так, чтобы ты стал примером для каждого землевладельца в том, как относишься к своим арендаторам и как обращаешься со своими работниками.
– Именно этого я и намерен добиться.
– Мы должны постараться сделать людей в поместье столь же счастливыми, как и мы сами, и, пожалуй, если мы сумеем стать примером для них, то нам начнут подражать и жители Лондона.
Чарльз рассмеялся:
– Обитатели Лондона настолько закоснели в своем самодовольстве, что уверены, будто им известно все на свете, но мы-то с тобой знаем, что узнали тайну подлинного счастья, и именно ее постараемся открыть и для других.
– Какая замечательная мысль! Но, мой дорогой Чарльз, я не хочу, чтобы ты так беспокоился из-за симпатичных или очаровательных женщин!
– А я намерен не допустить, – подхватил он, – чтобы ты тревожилась о высоких, смуглых и привлекательных мужчинах!
