На нем стояли серебряный заварочный чайничек, кувшинчик со сливками и две чашки из китайского фарфора. Кроме того, на тарелке лежали несколько кусочков сухого печенья.
Опустив поднос на столик подле одного из диванов, девушка разлила чай.
– Прошу простить меня за то, что доставил вам столько хлопот, – извиняющимся тоном сказал Чарльз.
– Ну что вы, какие пустяки! Разве что наша кухарка слишком стара, чтобы выйти из кухни. Ее супруг, дворецкий, отправился в лес взглянуть, не попался ли в силки хотя бы кролик. Если нет, то сегодня на ужин нам нечего будет есть.
Чарльз присел на стул.
– Неужели все так плохо? – осведомился он.
– Все гораздо хуже! – ответила Рания.
– Но ведь вы не можете жить здесь совсем одна?
Рания покачала головой:
– Нет конечно. Теперь, когда война закончилась, со мною живет мой брат.
– И чем же он сейчас занят?
К его удивлению, огромные голубые глаза Рании наполнились слезами.
– Он катается верхом… на Стрекозе… в последний раз!
Слезы хлынули ручьем и потекли по щекам.
Она поднесла к глазам платочек.
– Прошу прощения, – вздохнула она. – Я веду себя очень глупо.
Она выглядела маленькой и жалкой.
Чарльз встал со стула и пересел на диван, поближе к ней.
– А теперь расскажите мне, в чем дело. Я терпеть не могу, когда хорошенькие женщины плачут.
– Вам не полагается… видеть их слез.
– В таком случае я сделаю вид, будто ничего не вижу. Но почему вы сказали, что ваш брат катается на Стрекозе в последний раз?
– П-потому что, – срывающимся голосом сквозь слезы произнесла Рания, – завтра она и еще одна… лошадь – последние, которые у нас остались… – будут проданы!
– Почему?
Рания лишь отмахнулась в ответ:
– Вы же видите, в каком отчаянном положении мы оказались. В данный момент вопрос решается однозначно – или мы продаем лошадей, или умираем с голоду. Двое наших слуг не получают жалованье… вот уже три месяца.
Голос у девушки вновь сорвался.
Она сердито вытерла глаза, словно презирая себя за собственную слабость.
– Полагаю, во всем виновата война, – мягко сказал Чарльз, – и, наверное, ваш брат был солдатом. Вы не сказали мне, как его зовут.
– Да, он был солдатом, и… вот что он получил за свою храбрость, когда вернулся.
Она судорожно вздохнула и сказала:
– Его зовут Темпл. Сэр Гарольд Темпл.
Чарльз вскрикнул от удивления:
– Гарольд Темпл! Разумеется, я знаю его. Мы вместе учились в Итоне, в одном колледже.
– В самом деле? – воскликнула Рания, с удивлением глядя на него.
– Собственно, мы с Гарри были большими друзьями. Мы с ним не только оспаривали друг у друга звание капитана, но и играли вместе в крикетной команде первокурсников.
– Я уверена, что Гарри будет очень рад увидеться с вами, но, как вы понимаете, он ужасно расстроен тем, что, вернувшись домой, застал вокруг такую разруху.
Рания проглотила слезы и продолжала:
– Мы более не можем позволить себе держать слуг, а фермеры, после того как съели всех своих домашних животных, перешли работать к другим людям, которые в состоянии им платить.
Чарльз подумал, что эта история – отнюдь не уникальна.
Война нанесла сокрушительный удар по многим семьям в английской глубинке, где, в довершение ко всему, в минувшем году случился неурожай, который окончательно добил многих фермеров, отчаянно пытавшихся удержаться на плаву.
Более того, британское правительство начало закупать дешевые продукты питания на континенте, отчего те крохи урожая, которые фермеры все-таки смогли вывезти на рынок, остались нераспроданными. Местные крестьяне просто не выдерживали конкуренции с зарубежными производителями, предлагавшими более дешевые цены на все, начиная с основных продуктов питания и заканчивая деликатесами.
Понимая, что подобные разговоры лишь еще сильнее расстроят Ранию, Чарльз негромко сказал:
– Сегодня явно неудачный день для нас обоих. Я сам задаюсь вопросом, то ли мне вернуться в Лондон, то ли спрятаться где-нибудь в деревне.
Рания вытерла глаза.
– Расскажите мне, что случилось, – попросила она.
– Полагаю, у всех нас бывают взлеты и падения, – ответил он, – но то, что произошло со мной, стало для меня настоящим потрясением.
– Расскажите мне об этом, – вновь попросила Рания.
Чувствуя, что его проблемы могут отвлечь девушку от мыслей о собственных несчастьях, Чарльз продолжал:
– Я только что сделал предложение девушке, будучи уверенным, что она любит меня. Но она ответила, что уже приняла предложение руки и сердца от мужчины (которого я считаю крайне неприятной личностью) только потому, что он должен стать герцогом.
– Какой ужас! Представляю себе, что вам довелось испытать! – воскликнула Рания.
– Я чувствую себя так, словно кто-то нокаутировал меня!
– Ничего удивительного. Но, с другой стороны, вам повезло, что вы не женились на ней. Если бы вы обнаружили впоследствии, что ей был нужен лишь титул, то уже ничего не смогли бы сделать.
– Именно это я и пытаюсь внушить себе.
На мгновение в комнате воцарилась тишина.
– И сейчас я спрашиваю себя, что мне делать: возвращаться обратно в Лондон, чтобы встретить неприятности лицом к лицу, когда друзья будут деланно сочувствовать мне и одновременно смеяться за моей спиной, или же затаиться где-нибудь в деревенской глуши?
Он немного помолчал, прежде чем добавить:
– Или, быть может, мне стоит спрятать голову в песок в надежде, что никто ничего не заметит?
– Да, понимаю, перед вами стоит нелегкий выбор, – сказала Рания. – Но, разумеется, вы поступите правильно, если проявите храбрость. Если кто-либо будет смеяться над вами, смейтесь вместе с ними. Но я знаю, это будет нелегко.
– Говоря по правде, это будет крайне трудно и неприятно. Когда вышеупомянутая леди сделает свой шаг и объявит о помолвке, я, без сомнения, буду выглядеть круглым дураком.
Рания вздохнула:
– Мне очень жаль вас, но мне пришло в голову, что, если это возможно, наилучшим выходом для вас было бы первому объявить о своей помолвке!
Чарльз посмотрел на нее во все глаза:
– Интересная мысль, но вся трудность заключается в том, с кем?
Рания улыбнулась:
– Глядя на ваших лошадей и фаэтон, я уверена, что многие девушки с радостью готовы выйти за вас замуж и любить вас ради вас самого.
