– Ну что, пойдем бегать? – спросил Стас. – Наташка сказала, это весело!
Наташа фыркнула, поежилась от холодного ветра, но не возразила.
– Весело! Очень весело! – обрадовался Леша. – Ну что, все себе музыки накачали?
Правда, радость от первой общей пробежки длилась недолго. Леша с ужасом думал, что к концу декабря такими темпами они едва пробегут километр. Сережа все время падал. Сеня задыхался после тридцати секунд разминки. И все, все бежали слишком медленно и ныли, ныли, ныли. «Куда так быстро! Пошли в Макдак! Мы устали!». Леша слушал и злился: ну как эти люди могут без движения сидеть по четыре часа кряду, зубря учебник по истории, и не могут потерпеть каких-то двадцать минут бега?
– Так… нечестно, – сказал Сеня, когда они наконец пошли к метро.
– Что? – спросил Леша.
– Мы ради того, чтобы поехать в Питер, должны бегать по холоду, а ты так и будешь лысого гонять?
– В смысле?
– В смысле садись за учебу, Лех, – кашлянул Сеня. – Ты на факультативы ходишь?
– Ну… типа.
Леша числился в группе Николая Витселя, но ни разу там не появился, считая, что из-за ночных вылазок в университетские подвалы ему можно пропускать факультативы.
– Иди. У Витселя интересно. Современная литература. Тебе полезно.
Леша совсем не считал современную литературу интересной и только горестно вздохнул, а когда все разошлись, пожаловался Анохину.
– Сеня прав, – пожал плечами напарник. – Хочешь в Питер – учись.
– Ты что, не слышал? Чубыкин мне в жизни хорошую оценку не поставит!
– Так ты даже не пробовал! Попробуй – может, получится. Что, неужели из-за какого-то Чубыкина провалишь всё дело?
– Мне некогда! Ренат Вагазов! Акабадоры!
– Давай так, – дипломатично предложил Никита, – возьмем паузу до конца четверти. Ты исправишь оценки, и мы обязательно попадем в Питер и всё выясним.
Леша дернул плечами: согласен, чего уж там.
В понедельник он первым делом записался на факультатив к Витселю еще раз. Когда Леша вошел в маленький кабинет, то сильно удивился: парт не было, а стулья стояли полукругом. Он заметил Анохина, Стаса Бессчастных и еще несколько ребят из исторического. Николай Витсель увлеченно рассказывал о чем-то, и все слушали. Леша сел на крайний стул, чувствуя себя ужасно глупо.
– О, Алексей! – Витсель явно обрадовался. – Мы говорим о современных писателях. Что думаете о Пелевине?
Пелевина Леша не читал, поэтому закусил губу и невнятно произнес:
– Ну, я не читал Пелевина.
Леша живо представил, что Чубыкин бы точно сморщился и спросил: «Да что вы вообще читали, Мышкин?». Но не Витсель. Он одобрительно улыбнулся:
– О, так у вас впереди столько интересного! Останьтесь, я дам вам пару книжек. Расскажете потом, что понравилось?
Леша неуверенно кивнул. Весь урок он рассеянно слушал, как Витсель рассказывает об удивительных людях с незнакомыми фамилиями – Эко, Баррико, Бабель… А в конце затеял спор с Анохиным о романе «Нулевой номер», причем Анохину роман не понравился, а Витселю – наоборот.
– То есть ты просто говоришь: мне не понравилось, – удивился Леша, когда прозвенел звонок. Рюкзак оттягивала стопка книг.
– Я не просто говорю, что мне не понравилось, а аргументирую, – пояснил Анохин. – Ты тоже научишься.
Леша поправил лямки рюкзака. Это будет тяжелый конец года, ох, тяжелый.
* * *
Дни превратились в одну серую ленту. На смену московским ливням пришел снег и хрусткая корка на лужах. Леша с Никитой затыкали щели в оконных рамах туалетной бумагой, чтобы не замерзнуть. Целыми днями они корпели над уроками, по вечерам преподавали английский по скайпу а каждую субботу выходили на пробежку. С каждым днем бегать становилось всё холоднее и холоднее, пальцы коченели, и все едва могли дышать.
Ночью с пятницы на субботу Анохин и Мышкин прыгали в портал и погружались в акабадорскую учебу. Когда оставались силы, Леша читал книги, которые дал ему Витсель. Некоторые оказались очень даже ничего.
Чубыкин пока в старательность Леши не особенно верил, и по русскому и литературе по-прежнему ставил трояки. Правда, теперь иногда Леша получал и четверки.
– А вот если, – мечтал Леша в редкие минуты отдыха, – создать эскрита, пусть и учится за тебя!
– Использовать эскритов в своих целях запрещено, – строго отвечал Никита. Леша тут же напоминал, как напарник заставил его создать первого эскрита Джона Гуттенберга и отправить его на важное дело. Интересно, как у него там дела, в Альто-Фуэго?
– Никит, а почему ты решил стать акабадором? Почему люди вообще становятся акабадорами? – как-то спросил Леша.
– Мы переживаем поворотный момент, – уклончиво ответил Никита.
– Многие в переделки попадают, в аварии, но далеко не все становятся акабадорами.
– Записи о нас появляются в книге Эскритьерры. К нам приходит эскрит и приносит стило.
– Получается, всё предопределено?
– Получается.
– Интересно, почему инсептеры связаны с самым страшным воспоминанием акабадора? Почему они провоцируют это воспоминание? – задумался Леша.
– Это память поколений, – ответил Никита. – Мы должны узнавать друг друга. Акабадорский дар не передается по наследству, но я часто думаю, что не просто так мы становимся акабадорами. Есть в нас что-то еще, кроме поворотного момента.
– Я тоже так думаю, – согласился Леша.
Ему казалось, что Николай Витсель рассказал далеко не всю правду об акабадорах и инсептерах. И стоит только найти недостающий кусочек огромного мозаичного панно, как всё сложится – отец вернется домой, Альто-Фуэго будет спасен. Стоит только найти!
Veinticuatro/ Бейнтикуатро
Леша заправил треники в носки, чтобы не задувало. Замотал половину лица шарфом, моргнул.
– Варежки натяни, – физрук Бумер поправил на Лешиных руках «варежки» – тонкие шерстяные перчатки.
Рядом мялся класс, неуверенно крутя руками и ногами в качестве разминки. Анохин выдохнул паровое облачко и сморщился, когда Бумер попытался натянуть ему шапку на лоб, почти до глаз.
– Пятьдесят седьмая прислала одиннадцатиклассников, – сказал физрук, оглядываясь на рослых высоких парней. Пятнадцать-тридцать пять – десятый. Леш, Никит, – он перешел на шепот. – Вы уверены, что можно… этих? Выпускать? Меня ведь если что… уволят в лучшем случае.
– Уверен, – твердо кивнул Мышкин, хотя ни в чем не был уверен.
Уговорить физрука послать на забег именно их класс оказалось непросто. Добродушный с виду Бумер уперся рогом: нет и всё. Когда в очередной раз Леша подкараулил его у зала, то и вовсе разорался:
