– Ты видел их, Мышкин?! Мне тут проблемы не нужны с мамашами и папашами! Хотите бегать с Анохиным – бегайте Христа ради! Хочешь, я вас вдвоем на забег запишу? Сделаем вид, что вы из другого класса! Пожалуйста! Беги куда хочешь! Только не проси меня ваш класс на зимний забег выпустить!
– Нет, – упрямо повторил Леша. – Нам надо всем классом. Мы тренировались. Много тренировались.
И наконец, увидев однажды, как колючим декабрьским утром девятый «А» гурьбой идет на пробежку, Бумер махнул рукой и сдался.
Осталось только выиграть.
Леша поправил на спине бумажку с цифрой «тринадцать». Ужасный всё-таки номер у их школы – ничего не сделал, а уже неудачник. Шмыгнул носом. В горле защипало – то ли от холода, то ли от начинающейся простуды.
Их соперники держались в сторонке, весело переговариваясь. Высокие парни с низкими, сломанными голосами. Болтливые девчонки в одинаковых синих и желтых куртках. Пожалуй, слишком болтливые.
Из школы за Лешин класс пришло поболеть несколько человек, но большинство отказалось вылезать из теплой постели и спозаранку тащиться в Лужники.
Наконец толпа успокоилась, и участники соревнования выстроились у линии старта, пряча коченеющие ладони в карманы. Бумер, а вместе с ним и два других физрука – маленькая женщина в черном костюме «адидас» с тремя полосками по длине рукава и накачанный парень с лошадиной челюстью – встали перед учениками.
– Спортсмены! – изрек парень, выпустив облако молочного пара. – Бежим три километра. Время считаем по последнему из класса. Все себя хорошо чувствуют?
Послышалось нестройное «да». В школе им померили давление и пульс. Лешин частил от волнения.
– На старт, – сказала маленькая женщина в «адидасе».
– Так, все помнят стратегию? Сначала медленно, бережем дыхалку. После первого километра ускоряемся, – прошептал Мышкин, и все закивали.
– Внимание.
– Следим за временем. Двенадцать минут. Двенадцать минут – это наш максимум, если хотим их сделать, – продолжал беспокоиться Леша.
– Марш.
Свисток разрезал ледяной воздух, и толпа рванула. Рванул и Мышкин. Он знал: три километра – это мало, всё закончится очень быстро, и надо поднажать, очень поднажать. Соперники спешили, шумно дышали и задирали ноги, и спустя пять минут Лешин прогноз сбылся: на морозе они начали задыхаться и отставать.
Девятый «А» бежал ровно, растянувшись нестройной линией. Леша поглядывал на одноклассников: пыхтят, дышат носом. Он махнул рукой: ускоряемся – и, попав кроссовкой в лужу с тонкой корочкой льда, устремился вперед.
Вскоре к нему присоединился Анохин. Щеки Никиты, обычно бледные, на холоде стали похожи на два ярко-розовых пятна.
– Плохо дело, – сказал он, – там Сеня. В конце. Видел?
– Ну, он бежал вроде, – неуверенно сказал Леша.
Он обернулся, и худшие опасения подтвердились. На некотором расстоянии от бегущих шел, держась за левый бок, увалень Сеня. Его круглое лицо стало пунцовым, шапка съехала набекрень, он часто-часто дышал и даже, как показалось Леше, постанывал.
Снизив скорость, Мышкин заглянул в айфон: расстояние – один километр двести метров.
– Только километр прошли, – в подтверждение прошептал Анохин. – Он не добежит.
Леша еще раз обернулся: Сеня шел, едва волоча ноги.
– Давай за мной, – шепнул он Никите.
Убедившись, что никто не видит, Леша сошел с трассы и спрятался за деревом.
– Что такое? – воровато оглядываясь, рядом оказался Анохин.
– Бумага есть?
– Какая бумага?!
– Да любая!
– Мы на соревнованиях, Лех, ты думаешь, я ношу с собой бумагу? Зачем, мысли записывать? – разозлился Анохин, но всё же похлопал по карманам штанов. – На, – наконец сказал он, протягивая Леше кусочек туалетной бумаги. – Стило с собой?
– С собой.
– Огонь где возьмешь?
– Вон мужик курит, давай, беги уже.
Анохин покачал головой – мол, не знаю, что ты задумал – и вернулся на набережную. Леша щелкнул стилом.
* * *
Сеня шел, переваливаясь с одной ноги на другую, как мишка. Толстовка взмокла, и следы пота тянулись от подмышек до живота. «Заболеет еще», – подумал Леша.
– Как ты, Сень? – он нагнал одноклассника и потрусил рядом.
Бегущих не было видно – только вдалеке маячила синяя куртка ученика пятьдесят седьмой.
Сеня шмыгал, пытаясь загнать обратно повисшую соплю, и ничего не отвечал.
– Обидно, да? – продолжил Леша. – У соперников хоть куртки нормальные, а мы кто в чем.
– Замолчи… пожалуйста, – взмолился Сеня после недолгого молчания. – Мне дышать… нечем… ты тут…
– Так ты носом дыши. Вот так – вдох-выдох, вдох-выдох.
Сеня засопел, и постепенно его вдохи и выдохи стали длиннее и спокойнее.
– Прости, Лех, – сказал он, стерев толстыми пальцами капли пота со лба. – Я последний… Я всегда последний. Надо мной в прошлой школе… Короче, не мое это – спорт.
– Как последний? – притворно удивился Леша. – Сзади нас еще чувак из пятнадцать-тридцать пять.
Сеня недоверчиво обернулся. Парень в желтой куртке бежал, разглядывая подмерзший асфальт.
– Я его не видел, – протянул он и машинально ускорился. Парень тоже ускорился.
– Так ты вперед смотрел, – ответил Леша.
– Я не последний, – оторопело прошептал Сеня, еще раз оборачиваясь. Парень в желтом всё еще перебирал ногами, уставив взгляд в землю.
– Слушай, – Леша прибавил скорость, – если обгоним кого-нибудь из пятьдесят седьмой, выиграем. Дышать можешь?
Сеня кивнул. Парень в желтой куртке уже почти наступал им на пятки.
– Догоняет, – неуверенно сказал Сеня и прибавил темп.
Соперник тоже.
Сеня прибавил еще.
Соперник не сдавался.
Раздувая помидорные щеки и выпуская маленькие клубы пара, Сеня бодро затрусил по набережной.
– Жми! – орал Леша. – Жми, Сеня! Жми, родной! Догоняет, гад!
И Сеня «жал». Они пронеслись мимо двух девчонок в желтых куртках и, когда впереди мелькнула финишная черта, Леша припустил во весь дух.
Он гнал Сеню, как пастушья собака – овцу. Только бы дожать. Только бы дожать этот чертов зимний забег.
И Леша снова орал, как ненормальный:
– Только не останавливайся! Не останавливайся! Он сзади! Он сзади! Сейчас обгонит! Обгонит!
И Сеня, испуганно оборачиваясь, увеличивал скорость, семенил ногами и бежал, бежал, бежал.
Наконец под Лешиными «найками» мелькнула финишная линия. Свисток оглушил, но вдруг стало тихо. Леша затормозил, едва не упав на подмерзший асфальт. Сеня стоял рядом, растирал ладонью красные щеки, по которым текли крупные, прозрачные слезы.
