– Даже не записывал, – хмыкнул Леша. – А он поверил. Идиот.
– А может надо было всё-таки его заставить туалет мыть? – почесал подбородок Сеня.
– Не надо было, – твердо ответил Леша.
Он несколько раз представлял себе, как лично подаст врагу тряпку. Но теперь он больше не чувствовал себя победителем.
Ему казалось, что он сейчас в дерьме похуже Чубыкина, и оно, мерзкое, липкое, гадкое, так и остается на руках.
– Простите, ребят, я пойду, – он потрепал Стаса по плечу.
– Ты совсем уходишь? – пропищала Лера. – А где учиться будешь?
– Далеко, я…
– На Кипре?
– На Кипре. Да, на Кипре.
– Везучий, – выдохнул Сеня. – Ну дай, обниму.
И он сжал Лешу в удушающих, тяжелых объятиях.
Леша хотел без прощаний, но без прощаний не получилось. Поэтому в какой-то момент он, отдав последний салют, быстро пробежал коридор, выскочил на улицу и бросил короткий взгляд на школу.
Во дворе лежали кучи снега. Злой ветер пробирался под шарф. Уходить отчего-то было совсем не жаль.
* * *
– Ну, привет.
Леша отвернулся к окну, не решаясь посмотреть на того, кто лежал на кровати. Он боялся, что если посмотрит сейчас, то расплачется. А Анохин не должен видеть, как он плачет.
– Привет, – прохрипел Никита. – У меня тут, как в «Докторе Хаусе». Круто, да?
Он лежал в одноместной палате. Спину поддерживал мудреный каркас. На маленьком экране пикал пульс – восемьдесят два удара в минуту.
– Ведь это ты притащил книгу на крышу, да? – тихо спросил Леша.
– Я не притащил, – тихонько рассмеялся Никита. – Я бросил ее в портал. Из Импренты.
– Ты пошел в Импренту когда мы поссорились?
– Нет. Я болтался по городу. Понял, что за мной следят. Вернулся в школу, но тебя уже не было. И я… отправился в Импренту Я был с тобой, когда мы прятали книгу, я надеялся ее найти.
– И там была Кирова?
– Да. Я сразу понял, что это кто-то из акабадоров, ведь инсептер не может попасть в Эскритьерру Я бросил книгу, надеясь, что всё сделал правильно, что она попадет тебе…
– Хватит, – сипнул Леша. – Тебе вредно много разговаривать.
Комок всё-таки подкатил к горлу.
– Слушай, это смешно, – Никита улыбнулся. – Я проснулся в реанимации. Голый. Совсем. Думал, умер. А потом смотрю – на руке такая царапина свежая. Болит, зараза. Значит, живой.
– Да, Сибирь, – Мышкин выдохнул. – Повезло тебе. Ты теперь дважды перехитривший смерть – Энганьямуэрте вдвойне.
– Лех, ты что, плачешь, что ли?
– Ты совсем? – Мышкин вытер красные глаза рукавом белого халата. – Ладно, Сибирь, мне пора.
– Придешь завтра?
Леша наконец-то поднял глаза. Мокрая челка Никиты прилипла ко лбу, сам он в этих каркасах и бинтах был похож на ожившую мумию.
– Мой отец позаботится о тебе. Прощай.
Последнее слово Леша почти выдавил из себя. Нет, он не смог соврать. Соврать, что придет завтра и послезавтра. Он не придет.
Он больше не вернется в Эль-Реаль.
Он пробежал пустой больничный коридор, выскочил, забыв снять бахилы и застегнуть куртку, на улицу.
Ренат Вагазов нервно посмотрел на часы.
– Опаздываешь, – заметил он. – Он догадался?
– Нет, – ответил Леша. – Удивился, что у него порезана рука. И всё.
Лариса стояла рядом с Ренатом, и Леша старался ее не замечать. Чуть поодаль – отец и Николай Витсель. «Редкий случай – инсептер и акабадор рядом», – хмыкнул Мышкин.
За спасение Никиты он заплатил большую цену. Он больше не вернется в Эль-Реаль. Несколько лет, а может, никогда. Расстанется с отцом снова. Бросит школу. Он отправится в Эскритьерру и будет учиться всему, что знает Ренат. Научится быть морочо. Они больше не встретятся с Никитой Анохиным – и тот никогда не узнает, что теперь в нем течет кровь морочо. Лешина кровь.
– Я смогу ему рассказать? – спросил Леша тихо. – Ну, это же несправедливо не знать… Он же тоже теперь морочо.
– И он не должен знать об этом! – рявкнул Ренат. – Никогда! Потому что Кировой зачем-то нужны морочо, но мы пока не знаем, зачем! Я предупреждал, что за подстройку придется заплатить!
Подстройка. Моделирование желанной ситуации, когда несколько морочо работают сообща. Один должен сформировать желание. Один или два других – написать идеальное событие на бумаге в прошедшем времени. Бумага должна сгореть в конце – если нет, значит желание недостаточно сильное.
Писать про других людей нельзя – только про себя и эскритов.
Химик и учительница в красном пиджаке на экзамене были эскритами Ларисы Бойко. Именно поэтому Лариса так вела себя и не переживала за результат.
«Врач впустил нас, и мы зашли в реанимацию к Никите».
Врач-эскрит Такой реальный, чтобы не вызвать подозрение.
Врач, который мог бы впустить в реанимацию.
И дальше – самое сложное. Кровь морочо. Кровь, избавляющая от болезней. Спасающая жизни.
– Так, – Вагазов перевел взгляд с Леши на Ларису. – Я хочу, чтобы вы поняли. Кирова будет искать нас. Я пока не знаю, зачем ей морочо. Времени мало. Я научу вас всему, что знаю. Мы отправимся в Эскритьерру в самые отдаленные ее уголки. Когда придет время… вы сможете защитить себя.
– Леш, – отец сжал Лешину руку – Я не оставлю твоего друга, обещаю.
Они обнялись. Леша держал отцовские ладони и не хотел их отпускать – они только встретились и вот снова надо было прощаться. Может, навсегда.
Это цена, Мышкин.
– Леша, – Николай Витсель протянул руку. – Буду ждать вашего возвращения. И… можно на пару слов?
– Да?
Они отошли.
– Послушайте, Леш, – Витсель приобнял Мышкина за плечи, – если вы когда-нибудь об этом переживали… Игорь Чубыкин не имел никакого отношения к вашему поступлению в школу. Ваше сочинение проверял я. Полагаю, мой коллега злился, что остался не у дел и не получит… вознаграждение
– Но ведь мое вступительное сочинение – бред. Я списал его целиком.
– Да, – Витсель хмыкнул. – И я поставил вам пять. Я знал, что списать на экзамене невозможно и хотел посмотреть на того, кому это удалось.
– Обещайте мне, – Леша вцепился Витселю в руку, – что Анохин не узнает цену своей жизни. Если Вагазов прав, и морочо грозит опасность… Анохин не должен узнать, кем стал.
– Леша, но это однажды вскроется.
– Я не спас его один раз, – сказал Леша. – И не могу рисковать его жизнью. И я обещал Ренату.
