– Да, и сработало бы ничуть не хуже, если бы она сразу
передала мне все это по телефону.
– Так мне больше по вкусу. Так безопаснее. А потом, нужно же
тебе хоть иногда вылезать из своего кабинета.
– Вот я и вылез. И не я один – со мной еще трое.
– Слушай, Тарранс, пусть будет по-моему, о’кей? Головой-то
рискую я, а не ты.
– Хорошо, хорошо. На чем это ты сюда подъехал?
– Взял “форд” напрокат. Аккуратная штучка, а?
– Что же случилось с пижонским “БМВ”?
– Насекомые замучили. Просто некуда деться от “жучков”. Был
в субботу вечером в Нэшвилле, оставил его там с ключами внутри у торгового
центра. Ну кто-то и позаимствовал. По секрету, я очень люблю петь, но у меня
такой ужасный голос. Получив права, я пел, только сидя за рулем, в полном
одиночестве. А когда в машине завелись “жучки”, сам понимаешь, я начал
стесняться. Пение стало меня утомлять.
Тарранс не смог сдержать улыбку.
– Это по-настоящему хорошо, Макдир. Действительно хорошо.
– Видел бы ты лицо Оливера Ламберта, когда я сегодня утром
вошел в его кабинет с полицейским рапортом в руках. Он начал заикаться и
мямлить что-то про то, как искренне ему жаль. Я показал ему, что тоже весьма
огорчен. Страховка возместит потери, так что старина Оливер пообещал мне новый,
не хуже. Затем он сказал, что пока фирма хочет арендовать для меня машину, на
что я ответил, что уже сделал это сам. Прямо там же, в Нэшвилле, вечером. Это
ему не понравилось, поскольку он знал: эта – без “жучков”. Он тут же снимает
трубку и при мне звонит представителю компании, торгующей “БМВ”. Спрашивает,
какой цвет я предпочитаю. Я отвечаю, что черный мне надоел, пусть будет лучше
бургунди, цвета старого вина. А салон обит оливковой кожей. Вчера я сам
специально ездил в их демонстрационный зал: ни одной модели цвета бургунди у
них нет. Он сказал в трубку, что мне требуется, и выслушал их ответ. Может,
все-таки черный, спросил меня, может, темно-синий, или серый, или красный,
белый? Нет, говорю я ему, нет. Только бургунди. В таком случае, им придется его
заказать, объясняет он мне. Ну что ж, отвечаю, отлично. Тогда он кладет трубку
и спрашивает, неужели мне на самом деле хочется именно бургунди. Бургунди,
подтверждаю я. Он начал было спорить, но тут же осознал, насколько глупо это
выглядит со стороны. Таким образом, я впервые за десять месяцев получил
возможность петь в собственной машине.
– Но “форд”, Митч! Для успевшего стать модным в нашем
городке юриста! А как же гордость?
– С этим я как-нибудь справлюсь. Тарранс продолжал
улыбаться, явно все еще находясь под впечатлением от услышанного.
– Интересно, что будут делать эти парни-перекупщики, когда
они покопаются в твоем “БМВ” и обнаружат в нем всю его интересную начинку?
– Может, сдадут его в лавку, где торгуют какими-нибудь
граммофонами. Сколько подобная аппаратура может стоить?
– Наши ребята говорят, что у тебя стояла самая лучшая, это
от десяти до пятнадцати тысяч. Точно я не знаю. Прямо смех!
Громко разговаривая, по коридору прошли две санитарки, шаги
их стихли за поворотом, и опять наступила тишина. Эклин вновь с усердием
накручивал телефонный диск.
– Как дела у Толара? – задал новый вопрос Тарранс.
– Великолепно. Когда у меня случится удар, надеюсь, что буду
чувствовать себя так же, как он. Он пробудет здесь несколько дней, а потом –
двухмесячный отпуск. Ничего серьезного.
– Ты можешь попасть в его кабинет?
– С какой стати? Все, что там можно было сделать, я сделал.
Тарранс чуть подался вперед, всем видом давая понять, что
ждет другого ответа.
– Нет. Я не могу попасть в его кабинет, – раздельно сказал
Митч. – Они поменяли все замки на третьем и на четвертом этаже. И в подвале.
– Откуда ты это знаешь?
– Моя служащая, Тарранс, моя сотрудница. На прошлой неделе
ей удалось побывать в каждом кабинете фирмы, включая и подвальное помещение.
Она проверила каждую дверь, подергала за ручку каждый ящик, заглянула в каждый
шкаф. Прочитала почту, посмотрела кое-какие папки, порылась в мусоре. Мусора
там немного. В здании установлены десять машинок для уничтожения документов, и
четыре из них – в подвале. Вам это было известно?
Тарранс впитывал в себя каждое слово, на лице его не дрогнул
ни один мускул.
– Как она…
– Не спрашивай, Тарранс, я все равно не отвечу тебе.
– Она там работает! Секретарша или что-то в этом роде! Она
помогает тебе изнутри.
С показным сочувствием Митч покачал головой.
– Браво, Тарранс, блестяще. Сегодня она звонила тебе дважды.
Первый раз в два пятнадцать, второй – примерно через час. Скажи мне, каким
образом секретарша умудрилась два раза позвонить в ФБР с перерывом в один час?
– Может, она сегодня не работает? Может, она звонила из
дому?
– Ты ошибаешься, Тарранс, и прекрати задавать вопросы. Не
нужно напрасно тратить на нее свое время. Она работает на меня и поможет мне
доставить по адресу интересующий вас товар.
– Что находится в подвале?
– Довольно большое помещение, разделенное перегородками на
двенадцать комнатушек, в которых стоят двенадцать заваленных письменных столов
и сотни стеллажей с папками. Стеллажи закрываются на ключ и оборудованы
сигнализацией. Мне кажется, что это командный пункт всей деятельности по
отмыванию денег. На стенах этих комнатушек она заметила названия и телефонные
номера нескольких десятков банков в регионе Карибского моря. На виду там почти
нет никакой информации – они весьма осторожны. Чуть в стороне от других находится
небольшая комната со множеством хитрых запоров, набитая компьютерами размером
побольше холодильника.
– Похоже, это именно то самое.
– Так и есть, только выбрось это из головы. Оттуда
невозможно ничего извлечь, не подняв общую тревогу. Есть, правда, один способ.
– Ну?
– Ордер на обыск.
– Забудь об этом. А основание?
