– Да тут все битком набито! – Кэй с удивлением повела
головой. – Итак, у тебя каникулы?
– Да, начались час назад. Я свободна до шестого января.
Обе отдали должное туалетам друг друга и немного посудачили
о том, как вообще изящны, красивы и молоды они были.
Главной темой беседы тотчас стали рождественские покупки, и
они проговорили о магазинах, распродажах и детишках вплоть до того момента,
когда официант поставил перед ними бокалы с вином. Эбби заказала тушенного в
сковороде зайца, а Кэй предпочла проверенное, надежное блюдо: спаржу с побегами
папоротника.
– Какие у тебя планы на Рождество? – спросила она.
– Пока никаких. Хочется съездить к родителям в Кентукки, но,
боюсь, Митч будет против. Я пару раз ему намекала, он даже ухом не повел.
– Ему по-прежнему не нравятся твои родители?
– Никаких перемен. Фактически мы и не говорим про них. Не
знаю, можно ли тут что-нибудь сделать.
– Могу представить, какой осторожной тебе приходится быть.
– Да, и какой терпеливой. Они были не правы, но это все же
мои родители. Больно, когда единственный мужчина, которого ты любишь, не
выносит твоих родителей. Я каждый день молюсь о чуде, пусть маленьком.
– Тут, похоже, потребуется большое. Он что, так и работает,
как мне рассказывает Ламар?
– Не думаю, чтобы кто-нибудь мог работать больше него. С
понедельника по пятницу это восемнадцать часов в день, в субботу восемь, а
поскольку воскресенье у него все же день отдыха, то он проводит на работе всего
пять или шесть часов. В воскресенье немного времени резервируется для меня.
– Мне слышатся нотки усталости и безразличия?
– Усталость и безразличие, Кэй. Я была очень терпеливой, но
ведь становится все хуже. Начинаю чувствовать себя вдовой. Я устала уже спать
на кушетке, ожидая, когда он вернется.
– Чтобы накормить его и – в постель?
– Если бы. Он слишком устает для секса. Теперь для него это
совершенно неинтересно. А ведь раньше его просто невозможно было успокоить.
Могу сказать тебе, что, пока он учился в университете, мы по ночам едва ли не
убивали друг друга любовью. Теперь – раз в неделю, да и то, если мне повезет.
Он приходит, если есть силы, ест, и тут же падает в постель. Я считаю себя
счастливой, когда он успевает сказать мне несколько слов перед тем, как
заснуть. Я жутко изголодалась по нормальной беседе взрослых людей, Кэй. Семь
часов в день я провожу с восьмилетними малышами и, наверное, скоро просто не
выговорю слово больше чем из трех слогов. А когда я пытаюсь это объяснить ему,
он уже храпит. Вы с Ламаром тоже прошли через все это?
– Да, что-то похожее. В течение первого года он работал по
семьдесят часов в неделю. Наверное, они все так. Это как бы приобщение к
братству. Обряд, в котором мужчина должен доказать, что он – мужчина. Но через
год большинство из них успокаиваются и ограничивают себя
шестьюдесятью-шестьюдесятью пятью часами. Конечно, они работают много, но
все-таки перестают быть камикадзе, как в самом начале.
– Ламар тоже работает каждую субботу?
– Почти каждую, по нескольку часов. Но по воскресеньям –
никогда. На этом я смогла настоять. Конечно, когда они выбиваются из графика,
или в период сбора налогов – тогда уж все работают сутками. Да, задал им Митч
задачку.
– Он ничуть не сбавил темпа. Он просто одержимый. Иногда не
приходит домой до рассвета. Придет, залезет под душ – и тут же назад, в офис.
– Ламар говорит, о нем уже легенды ходят. Эбби пригубила
вино и посмотрела поверх металлических поручней, ограждавших приподнятую
площадку, где они сидели, в сторону бара.
– Здорово. Я вышла замуж за легенду.
– Вы уже думали о детишках?
– Для этого нужен секс, не забывай!
– Брось, Эбби, не может быть все так плохо.
– Я еще не готова к детям. Не смогу быть одинокой матерью. Я
очень люблю мужа, но в самый ответственный момент он, боюсь, вспомнит о
каком-нибудь страшно важном совещании и оставит меня в рабочем положении ждать
те несколько сантиметров его плоти, без которых ничего не выйдет. Он думает
только о своей чертовой фирме.
Кэй осторожно положила свою ладонь на руку Эбби.
– Все будет нормально, – проговорила она с улыбкой, в глазах
– сама мудрость. – Первый год всегда самый тяжелый, потом все будет намного проще,
обещаю тебе.
Эбби улыбнулась.
– Прости меня.
Официант принес их заказ, они потребовали еще вина.
Сковорода с тушеным зайцем едва слышно шипела, распространяя вокруг себя тонкий
аромат чесночного соуса. Холодная вареная спаржа, лежавшая на широких листьях
салата-латука, была обильно полита кетчупом.
Кэй положила кусочек в рот, пожевала и обратилась к подруге:
– Знаешь, Эбби, в фирме весьма приветствуют рождение каждого
ребенка.
– Мне это безразлично. В данный момент я не люблю эту
контору. Я вынуждена вступить с ней в соревнование, и пока я проигрываю. А
посему меня уже не так интересует, чего им хочется. Свою семью я буду
планировать сама. И вообще, мне непонятно, почему их так беспокоят вещи, не
имеющие к ним ни малейшего отношения. Это место внушает мне страх, Кэй. Не могу
сказать ничего более определенного, но люди в фирме пугают меня так, что
мурашки по коже.
– Они хотят видеть своих юристов счастливыми в семье.
– А я хочу получить назад своего мужа. Они его у меня
отбирают, поэтому наша семья не может быть счастливой. Если мне его вернут,
может, мы и станем еще такими же, как все, и двор у нас будет полон ребятишек.
Но только не сейчас.
Принесли вино, заяц уже остыл. Эбби принялась за него, делая
иногда глоток вина. Кэй была занята подыскиванием более нейтральной темы для
беседы.
– Ламар говорил, что месяц назад Митч летал на Кайманы?
– Да. Вместе с Эйвери он провел там три дня. Исключительно
по делу, во всяком случае, так он говорит. Ты бывала там?
– Мы бываем там ежегодно. Это прекрасное место с дивными
пляжами и теплой водой. Мы ездим туда в июне, когда заканчиваются занятия в
школе. У фирмы там два больших бунгало, прямо на пляже.
– Митч хочет съездить туда со мной в марте, когда у нас
будут весенние каникулы.
