– Да, со значками и прочим. Тарранс – опытный шпик из
Нью-Йорка. Здесь он уже года два. Эклин – новичок, приехал месяца три назад.
– И чего же они хотят?
Принесли вино, Митч вновь оглянулся по сторонам. В
противоположном углу тихонько наигрывали музыканты на небольшой сцене. В баре
толпились хорошо одетые профессионалки, переговаривающиеся друг с дружкой и без
устали хихикающие. Официант сделал знак в сторону забытого меню.
– Позже, – грубо отмахнулся Митч и после паузы заговорил
опять: – Эбби, я не знаю, чего они хотят. Впервые я встретился с ними в
августе, после того как мое имя было напечатано в газете в числе тех, кто
прошел экзамен.
Он сделал глоток вина и детально, слово в слово повторил
Эбби свою первую беседу с Таррансом в ресторанчике Лански, его предостережения
относительно того, кому доверять, а кому нет, где говорить, а где лучше
молчать. Рассказал он также и о встрече с Локом, Ламбертом и другими
компаньонами, объяснил ей, почему, по их версии, ФБР так интересовалось фирмой,
вспомнил, что обсуждал все это с Ламаром и после этого обсуждения поверил
каждому произнесенному Локом и Ламбертом слову.
Эбби впитывала в себя услышанное, но пока еще удерживалась
от вопросов.
– И вот сегодня, когда я, никому не мешая, поедаю свои
сосиски с луком, входит этот парень, с которым я когда-то учился в колледже, и
заявляет мне, что они, то есть ФБР, знают наверное, что мои телефоны
прослушиваются, дом напичкан микрофонами и кто-то в здании фирмы “Бендини,
Ламберт энд Лок” слышит каждый мой чих. Подумай-ка, Эбби, – ведь Рик Эклин был
переведен сюда после того, как я сдал экзамен. Миленькое совпадение, а?
– Но что же они хотят?
– Они не говорят. Не могут пока сказать. Они хотят, чтобы я
доверял им и все в этом роде. Не знаю, Эбби. Не имею ни малейшего понятия, за
чем или за кем они гонятся. Но почему-то они выбрали меня.
– Ты сказал Ламару об этой встрече?
– Нет. Никому и ничего, кроме тебя. И не собираюсь говорить.
Она отпила из бокала.
– Наши телефоны прослушиваются?
– Если верить ФБР. Но откуда они сами могут знать?
– Там не дураки, Митч. Если бы мне ФБР сказало, что мои
телефоны слушаются, я бы им поверила. Ты нет?
– Я не знаю, кому верить. Лок и Ламберт были так искренни и
убедительны, когда объясняли мне, как фирма борется с происками Национального
налогового управления и ФБР. Мне хочется им верить, но уж слишком много
несоответствий. Давай посмотрим с такой стороны: допустим, у фирмы есть некий
клиент, сомнительная личность, достойная внимания ФБР. Зачем же им в таком
случае понадобился я, новичок, который знает меньше всех, для чего им меня
преследовать? Что я знаю? Я работаю с делами, которые мне вручает кто-то
другой. Своих клиентов у меня нет. Я делаю так, как мне говорят. Почему бы им
не обратиться к кому-нибудь из компаньонов?
– Может, они хотят, чтобы ты поделился с ними информацией о
клиентах?
– Это невозможно. Я юрист, и я приносил клятву не предавать
интересы клиента. Все, что я знаю о клиенте, – в высшей степени
конфиденциально. Фэбээровцы знают об этом. Никто и не может ждать от юриста,
чтобы тот стал болтать о своих клиентах.
– Ты видел документы по каким-нибудь незаконным сделкам?
Митч хрустнул суставами пальцев, в который раз повел головой
по сторонам. Улыбнулся. Вино было выпито и начинало понемногу действовать.
– Мне бы не следовало отвечать на этот вопрос, даже если
задаешь его ты, Эбби. Но ответ будет “нет”. Я работал по делам двадцати
клиентов Эйвери плюс еще некоторые другие и нигде не обнаружил ничего
внушающего подозрение. Может, несколько рискованных налоговых прикрытий, но в
любом случае ничего противозаконного. У меня есть некоторые вопросы по
банковским счетам, что я видел на Кайманах, но и это не бог весть что.
Кайманы! Желудок Митча как бы завис в пустоте, когда он
вспомнил девушку на берегу. Тошнота опять подступила к горлу.
Официант крутился рядом, посматривая не меню.
– Еще вина. – Митч указал ему на стаканы. Эбби подалась
вперед, почти накрывая собою свечи, и обескураженно спросила:
– Ну хорошо, а кто же нас слушает?
– Если слушает, Эбби. Не знаю. В августе, на первой встрече,
Тарранс убеждал меня в том, что этим занимается кто-то в фирме. Так я его, во
всяком случае, понял. Он сказал, чтобы в фирме я никому не доверял и что все
мною сказанное подслушивается и записывается. Мне кажется, он имел в виду
фирму.
– И что сказал по этому поводу мистер Лок?
– Ничего. Я ничего ему не говорил. Кое о чем я умолчал,
оставил это для себя.
– Значит, кто-то прослушивает наши телефоны и напичкал
“жучками” наш дом?
– Автомобиль, может быть, тоже. Сегодня об этом долго
распространялся Рик Эклин. Советовал не говорить в машине о том, что не
предназначено для чужих ушей.
– Этому невозможно поверить, Митч. Почему юридическая фирма
занимается такими вещами?
Он покачал головой, глядя на пустой стакан из-под вина.
– Не имею представления, детка. Ни малейшего.
Официант поставил на столик два новых бокала и встал, сложив
руки за спиной.
– Вы будете что-нибудь заказывать? – не выдержал он.
– Через несколько минут, – ответила ему Эбби.
– Мы позовем вас, – добавил Митч.
– Ты веришь всему этому? – спросила она.
– Думаю, что-то в этом есть. Могу рассказать тебе
продолжение истории.
Медленно она скрестила на столе руки и сидела так, слушая
его с выражением бесконечного ужаса в глазах. Митч рассказал ей о Ходже и
Козински, начав со встречи с Таррансом в ресторанчике Лански, о Кайманах, где
обнаружил за собой слежку, и о беседе с Эбанксом, повторив ее чуть ли не
дословно. Затем пришел черед Эдди Ломакса и загадочных смертей Элис Наусс,
Роберта Лэмма и Джона Микела.
– У меня пропал всякий аппетит, – сказала Эбби, когда он
закончил.
– Как и у меня. Но теперь, когда и ты знаешь, я чувствую
себя лучше. – Почему ты молчал раньше?
