– Кто знает? Получается так, что вряд ли кто из жен знает. Я
размышлял обо всем этом четыре дня, Эбби, прикрытие у них превосходное. Фирма
выглядит так, как и должна выглядеть. Они надуют кого угодно. То есть я хочу
сказать, как я, ты или любой другой человек, претендент на место, может хотя бы
даже представить себе возможность такого? Это верх совершенства. С одним
исключением – теперь об этом знает ФБР.
– И теперь ФБР хочет, чтобы ты за них делал их грязную
работу. Почему они остановились на тебе, Митч? В фирме сорок юристов.
– Именно потому, что я ничего не знаю. Я – подсадная утка.
ФБР не знает, когда происходит посвящение сотрудника в секреты их кухни,
поэтому они не могут попытаться склонить на свою сторону кого-то еще. В прошлом
году новичком оказался я, вот они и расставили свои капканы сразу после того,
как я сдал экзамен на адвоката.
И на этот раз Эбби, поджав губы, смогла удержаться от слез.
Совершенно пустым взглядом она уставилась на входную дверь.
– И они слышат каждое наше слово, – задумчиво проговорила
она.
– Нет. Только телефонные разговоры и то, о чем мы говорим
дома или в машине. Но мы спокойно можем беседовать здесь, в большинстве
ресторанов, а потом, всегда есть возможность выйти во двор. Конечно, в
последнем случае нам нужно держаться подальше от двери, а еще лучше шептаться
за гаражом.
– И ты еще пытаешься шутить? Сейчас не время для этого. Я в
страхе, я зла и сбита с толку, я схожу с ума и не знаю, что делать. В
собственном доме я боюсь слово сказать, боюсь отвечать по телефону, даже когда
ошибаются номером. Каждый раз, когда раздается звонок, я подпрыгиваю. А теперь
еще и это.
– Тебе нужен еще бокал вина. – Мне нужно десять бокалов.
Митч схватил ее за кисть руки, сжал.
– Подожди. Я вижу знакомое лицо. Не смотри по сторонам.
Она задержала дыхание.
– Где?
– У конца стойки. Улыбайся и гляди на меня. На высоком стуле
у стойки, с интересом следя за экраном телевизора, сидел загорелый блондин в
бело-голубом свитере, какие носят горнолыжники. Видно, прямо со склона. Где он
оставил свои лыжи? Этот загар, эти светлые усы Митч уже видел где-то в
Вашингтоне. Он не сводил с мужчины глаз. Голубоватый свет телеэкрана падал на
его лицо. Митч прятался в темноте. Блондин поднял бутылку пива, как бы
раздумывая, сделать ли глоток, и – вот! – бросил быстрый взгляд в угол, где,
прижавшись друг к другу, сидели Митч и Эбби.
– Ты уверен? – спросила она, стиснув зубы.
– Да. Он был в Вашингтоне, только не припомню где. В общем,
я видел его там дважды.
– Он один из них?
– Откуда мне знать?
– Давай уйдем отсюда.
Митч положил на стол бумажку в двадцать долларов, и они
направились к выходу.
Сидя за рулем ее “пежо”, он пересек стоянку, расплатился со
служителем и погнал машину в центр города. После пяти минут, прошедших в полном
молчании, она подалась к нему и прошептала в ухо:
– Мы можем разговаривать?
Он отрицательно покачал головой.
– Ну, как здесь было с погодой?
Эбби подняла голову, посмотрела в окно.
– Холодно. К вечеру обещали слабый снег.
– В Вашингтоне всю неделю было ниже нуля. Эбби в изумлении
подняла брови.
– Со снегом? – У нее даже глаза расширились, видимо, слова
Митча ее поразили.
– Нет. Просто чертовски холодно.
– Какое совпадение! И здесь холод, и там. Митч беззвучно
хихикнул. Какое-то время они ехали в молчании.
– Как ты думаешь, кто выиграет кубок? – спросил он жену.
– Юйлерс”?
– Ты так думаешь? По-моему, “Редскинз”. В Вашингтоне только
об этом и говорят.
– Боже, да там, видимо, только и знают, что развлекаться.
Опять тишина. Эбби поднесла ко рту тыльную сторону ладони и
попыталась соредоточиться на задних огнях идущей впереди машины. В данный
момент, полностью дезориентированная, она бы все-таки попытала счастья в
Тихуане. Ее муж, третьим закончивший курс (в Гарварде!), перед кем Уолл-стрит
расстилала красный ковер, кто мог устроиться где угодно, в любой фирме, ее муж
связался с мафией! И если к поясу этих людей уже были приторочены скальпы
пятерых юристов, они не будут колебаться, когда речь зайдет о том, чтобы присоединить
к имеющимся и шестой. Ее мужа!
В голове Эбби пролетали обрывки разговоров с Кэй Куин. Фирма
приветствует рождение детей. Фирма разрешает женам работать, правда, не все
время. Фирма не принимает никого с деньгами родителей. Фирма требует
преданности. У фирмы самый низкий в стране показатель текучести кадров.
Неудивительно.
Митч наблюдал за ней. Через двадцать минут после того, как
“пежо” покинул аэропорт, Митч уже ставил его в гараж, рядом с “БМВ”. Держась за
руки, они прошли по бетонной дорожке до заборчика.
– Этого не может быть, Митч.
– Да, но это так. От этого никуда не денешься.
– Что нам делать?
– Не знаю, детка. Но делать что-то нам нужно быстро, и мы не
можем ошибаться.
– Мне страшно.
– Я сам в ужасе.
Тарранс не заставил себя долго ждать. Прошла всего неделя с
того дня, как у Мемориала он махнул Митчу на прощание рукой.
Быстрым от холода шагом Митч приближался к зданию
федеральных служб в северной части Мэйн-стрит, в восьми кварталах от фирмы
Бендини. Некоторое время Тарранс следовал за ним, а потом быстро юркнул в
маленькую кофейню, расположенную почти напротив, с окнами, выходящими на улицу,
или, как ее еще называли, Аллею. Автомобильное движение здесь было запрещено.
Поверх асфальта уложена плитка, а проезжая часть уже давно перестала быть
таковой, превратившись в бульвар. Однако деревьев на нем было мало: одинокие и
случайные, они тянули свои уродливые ветви к окнам зданий. По бульвару из конца
в конец слонялись нищие и городские бродяги, выпрашивая у прохожих деньги или
еду.
Тарранс уселся у окна и заказал себе кофе и шоколадное
пирожное. В окно он видел, как Митч, поднявшись по ступенькам, исчез внутри
здания. Посмотрел на часы – было ровно десять утра. Если верить вывешенному в
вестибюле здания списку назначенных на рассмотрение сегодня дел, Макдир сейчас
присутствовал на слушании в Налоговом суде. Чиновник уведомил Тарранса, что
слушание это очень короткое. Он сидел и ждал.
