– Не скажи. Они провели целый день с нашим маленьким другом
Эбанксом – их двое, Эбанкс и рулевой. Дурачились и воде, ловили рыбу. И
говорили, много говорили. Неизвестно о чем. Приблизиться было невозможно. Все
это внушает подозрения, причем сильные подозрения.
– Не могу понять почему, – сказал Оливер Ламберт. – О чем
они могли говорить кроме плавания, рыбалки, ну и, конечно, Ходжа и Козински?
Хорошо, пусть они действительно говорили о наших погибших коллегах, в чем беда?
– Он никогда не был знаком с Ходжем и Козински, Оливер, –
заметил Лок. – С чего бы ему интересоваться их смертью?
– Не забудьте, – добавил Де Вашер, – Тарранс еще при первой
встрече сказал ему, что смерть тех двоих не была случайной. Видимо, он
вообразил себя Шерлоком Холмсом и занялся поисками разгадки.
– Но ведь он ничего не найдет, Де Вашер, не так ли?
– Нет, черт побери. Это была отличная работа. Да, на
некоторые вопросы ответов так и не нашли, но ведь ясно как день, что и
кайманская полиция окажется здесь бессильной. Так что вряд ли удастся что-то и
Макдиру.
– Почему же ты беспокоишься?
– Потому что беспокоятся в Чикаго. А они платят мне
достаточно хорошие деньги, чтобы я тоже волновался вместе с ними. К тому же,
пока ФБР не оставит нас в покое, каждый будет испытывать беспокойство, не так
ли?
– Чем еще он занимался?
– Обыкновенный отпуск на Кайманах. Секс, солнце, ром,
покупки по мелочам, достопримечательности. На острове было трое наших, и пару
раз они его теряли из виду, но, надеюсь, ничего серьезного не упустили. Я
всегда говорил, что нельзя следить за человеком семь дней в неделю двадцать
четыре часа в сутки без того, чтобы он вас не засек. Поэтому иногда мы
отпускали его с поводка.
– Ты считаешь, Макдир становится разговорчивым? – обратился
к нему Лок.
– Я знаю, что он лжет, Нат. Он солгал нам о случае в обувном
магазине месяц назад. Вы не захотели тогда в это поверить, однако я убежден,
что он пошел за Таррансом по своей воле, потому что хотел поговорить с ним.
Один из наших ребят совершил ошибку, подойдя слишком близко, беседа их
прервалась. Это не совсем то, о чем рассказал нам Макдир, но это то, что было
на самом деле. Да, Нат, мне кажется, что он становится разговорчивым. Может, он
встречается с Таррансом для того, чтобы послать его к черту. Может, они вместе
курят травку. Не знаю.
– Но у тебя нет ничего конкретного, Де Вашер, – заметил
Олли.
Боль волнами перекатывалась от висков по всему черепу, от
нее можно было сойти с ума.
– Нет, Олли, ничего, подобного Ходжу и Козински, если ты это
имеешь в виду. Тех мы записали, и было известно точно, что они вот-вот
расколются. С Макдиром все немного по-другому.
– К тому же он зеленый новичок, – напомнил Лок. – Юрист с
восьмимесячным стажем, не знает ровным счетом ничего. Он Бог знает сколько
часов провел над “потогонными” папками, а единственными его клиентами были наши
совершенно чистые заказчики. Эйвери особо тщательно отбирал те дела, с которыми
работал Макдир. У нас был с ним разговор.
– Он ничего не скажет, так как ничего не знает, – добавил
Олли. – Марти и Джо знали гораздо больше, но ведь они давно уже у нас работали.
Макдир еще слишком неопытен.
Де Вашер нежными движениями пальцев начал массировать виски.
– Значит, вы приняли на работу настоящую тупую задницу.
Давайте допустим, что у ФБР есть предчувствие относительно того, кто является
нашим главным клиентом, о’кей. Порассуждаем вместе. Давайте еще предположим,
что Ходж и Козински успели достаточно их просветить по поводу специфики этого
нашего клиента. Вам ясно, к чему я веду? ФБР могло рассказать Макдиру все, что
им было о нас известно, кое-что приукрасив, конечно. И, таким образом, ваш
зеленый новичок превращается в весьма осведомленного человека. И в весьма
опасного.
– Ты в состоянии это доказать?
– Для начала мы ужесточим наблюдение. Установим двадцати
четырехчасовую слежку за женой. Я уже звонил Лазареву, требовал еще людей.
Сказал ему, что нам необходимы свежие физиономии. Завтра вылечу в Чикаго, чтобы
лишний раз посоветоваться с Лазаревым и, может быть, с мистером Моролто. Лазарев
считает, что у Моролто есть ход к кому-то внутри ФБР. Этот кто-то довольно
близок к Войлсу и может продать свою информацию. Безусловно, это будет стоить
денег. Все это мы обсудим, и они решат, как нам поступить.
– И ты скажешь им, что Макдир начинает болтать? – спросил
Лок.
– Я скажу им то, что я знаю, и то, что подозреваю. Боюсь,
что если мы будем сидеть в ожидании конкретики, то опоздаем. Я почти уверен,
что Лазарев захочет обсудить планы его устранения.
– Предварительные планы? – В голосе Олли звучал оттенок
надежды.
– Предварительная стадия уже закончена, Олли.
Таверна “Песочные часы” в Нью-Йорке выходила фасадом на
Сорок шестую улицу, неподалеку от того места, где она перекрещивалась с Девятой
авеню. Это было небольшое темное помещение всего на двадцать два места, оно
прославилось благодаря своему исключительно дорогому меню и тому, что на прием
пищи каждому посетителю отводилось ровно пятьдесят девять минут. На стене над
каждым столиком были укреплены песочные часы, беззвучно сыпавшие минутами и
секундами до того момента, как хранительница времени – официантка – не
подходила к столику для окончательного расчета. Пользуясь популярностью у
прохожих на Бродвее, таверна обычно была переполнена, а постоянные посетители
терпеливо дожидались своей очереди у дверей.
Лу Лазарев любил “Песочные часы“ за их мрак, в котором так
удобно было поговорить с нужным человеком, не привлекая чужого внимания.
Поговорить недолго, накоротке, под часами. Нравилось ему здесь еще и потому,
что таверна располагалась не в итальянском квартале. Сам он не был итальянцем
и, даже будучи под началом у сицилийцев, не обязан был есть их еду. А еще он
чувствовал себя здесь уютно по той причине, что родился и первые сорок лет
жизни провел в театральной среде. Затем штаб-квартира корпорации переместилась
в Чикаго, ему тоже пришлось переезжать. Однако бизнес требовал по крайней мере
дважды в неделю приезжать в Нью-Йорк, и, когда интересы Дела диктовали
необходимость встречи с равным себе по статусу членом другого клана, Лазарев в
качестве нейтральной территории обычно предлагал “Песочные часы”. У Тубертини
статус был соответствующий, даже чуть выше. Соглашение на таверну он дал не
очень охотно.
