— Всё, не будем больше на него смотреть, — сказал Щепкин.
— Не будем. Ему веселее с такими же большими, как он сам, — вздохнул Малыш.
— Ты тоже когда-нибудь вырастешь, — ответил Щепкин.
«Жалко, Магнуса тут нет», — подумал Малыш, но вслух не сказал, боясь обидеть Щепкина. И стал кататься. И катался долго-долго, аж все мышцы заболели.
— Всё, Щепкин, пойдём домой, — сказал он наконец. — Как думаешь, надо Филиппа предупредить?
— Да ну, — ответил Щепкин.
Филипп был очень далеко и так увлечён игрой, кажется в салочки, что Малышу не хотелось его отвлекать. Он дошёл до выхода, а там сел прямо на лёд. И то сказать, ему только коньки открутить, и всё, можно идти домой.
— Вот и отлично, — сказал Щепкин, — а то у меня нос замёрз.
— Ничего себе, — удивился Малыш и снял с руки варежку, чтобы легче было выудить ключ из кармана. Но что-то он не мог его нащупать и запустил руку поглубже в карман.
— В другом посмотри, — посоветовал Щепкин.
— Нету, — ответил Малыш и ещё раз ощупал первый карман.
Потом оглянулся на каток — где-то там на льду лежит его ключ.
— Придётся мне обойти весь каток ещё раз, — сказал он Щепкину.
— Смотри в оба, — велел тот.
— Ещё бы, — ответил Малыш и пошёл.
Было самое время попросить о помощи Филиппа, но он всё время оказывался не там, где Малыш, и проносился на такой скорости, что Малыш не успевал его окликнуть. Вдруг Малыш снова оказался у выхода.
— Та-ак, — сказал Щепкин, — а я-то думал, мы домой пойдём.
— И пойдём, — уверил его Малыш. — В коньках можно идти и по дороге тоже.
— Ну да, сейчас ведь зима, — рассудительно заметил Щепкин.
И Малыш похромал по тротуару на коньках. Все встречные останавливали на нём взгляд и наверняка умилялись, до чего этот малыш любит коньки. А Малыш шёл из последних сил, и ступни, и вся нога внутри башмака очень болели.
— Не сдавайся, Малыш, иди, — подбадривал его Щепкин из-под свитера.
— Я еле тащусь, — ответил Малыш.
— Уже недалеко, — сказал Щепкин.
— Знаю, — ответил Малыш и подумал, как же приятно будет попасть домой. Мама наверняка даст ему перекусить и даже сварит какао, если он попросит.
И вот они уже на своей улице, и невдалеке их дом, озорно выглядывающий из-за белого навеса.
— Дошли, Щепкин, — сказал Малыш.
Он чуть ли не вбежал на скособоченных коньках в ворота и дальше, к двери. Она оказалась заперта, он постучал, никто не открыл, Малыш позвонил…
— Мамы нет дома, дверь заперта, — сказал Малыш.
— Не говори этих ужасных слов, — испугался Щепкин.
— Наверно, просто вышла в магазин или на прогулку, — сказал Малыш. — Она думает, что я с Филиппом, а у него ключи от дома есть.
— Зато у тебя нет, — напомнил Щепкин.
— Нет, — кивнул Малыш. — Что будем делать?
— Пойдём сходим к этому твоему Магнусу?
— Если только он дома, а не опять в гостях, — ответил Малыш.
Они снова вышли за ворота и зашли в ворота Магнуса. Навстречу им тянулись следы, а вот к дому следы почему-то не вели. Малыш с трудом вскарабкался на крыльцо.
— Мне кажется, я что-то слышу, — сказал Щепкин.
— Кто-то там шаркает, — кивнул Малыш. — Это, наверно, Магнус снял тапки и ходит в носках.
Дверь открылась, пожилая дама увидела Малыша и вздохнула два раза.
— Магнус дома?
— Нет, его как раз нет, — ответила старушка, — он в гостях, а мы с сестрой думали вздремнуть, пока мы одни в доме.
— Прошу прощения, я не знал, — извинился Малыш.
— И правда, — сказала старушка и улыбнулась, — приходи, дружок, завтра.
Дверь захлопнулась, и Малыш остался на крыльце — в коньках, ужасно уставший, с замёрзшими ногами, которых он уже почти не чувствовал, особенно один мизинец.
— И что же нам делать? — спросил Щепкин.
Малыш проковылял вниз по лестнице и всю обратную дорогу до ворот. Прямо перед ним на другой стороне улицы горел свет у башмачника. Он сидел и работал. Зажав губами гвозди, он забивал их в башмак, изредка поднимая голову.
— Идём к башмачнику, — предложил Малыш.
— Мы с ним незнакомы, — напомнил Щепкин.
— Уже не до того, — сказал Малыш. — Я больше не могу ходить на коньках.
— Будь добренький, спрячь меня получше, — заныл Щепкин. — Я хочу сначала послушать его голос и посмотреть, приветлив ли он.
— Если я спрячу тебя с головой, ты ничего не увидишь, — заметил Малыш.
— Я уже всё видел, — ответил Щепкин.
Малыш хотел бы войти тихо, но как назло коньки громко застучали по деревянному полу в прихожей, и башмачник вздрогнул и оторвался от работы.
— Ага, добрый день, — сказал он. — И что господину угодно — чинить башмаки или, например, сапоги?
— Нет, — прошептал Малыш, не зная, с чего начать. — У меня проблема с башмаками.
— Вот как? — сказал башмачник. — Дырка протёрлась?
— Нет, они совсем новые, — ответил Малыш. — Но я не могу снять с них коньки, потому что потерял ключ.
— Делать нечего, — вынув изо рта гвозди, произнёс башмачник, — надо вставать посмотреть, что там обесключилось.
Он встал, перегнулся через прилавок и посмотрел на ноги Малыша.
— Ага, — сказал он, — так-так-так.
— Ключ я потерял на катке и пошёл домой прямо так, а мамы нет дома, ноги отморозились, и я больше не могу ходить на коньках.
— Ужасная история, — вздохнул башмачник. — Ключа для коньков не имею я, но мы можем снимать с тебя башмаки, и ты тут подождёшь, пока мама вернётся.
— В шнурки набился снег, и я не смогу их развязать, — ответил Малыш.
— С этим я умею, — ответил башмачник.
Он вышел из-за прилавка, развязал шнурки и бережно снял с Малыша ботинки с коньками. Ноги у Малыша были как ледышки, и башмачник стянул с них мокрые носки и стал мягко растирать ему ноги. Он оглядел свою мастерскую и сказал:
— Это всё ботинки чужие, их я одолжить не могу, но в подсобке были старые туфли, сейчас принесу.
Он принёс пару валяных тапок, ногам в них было очень приятно, и жизнь Малыша наладилась.
— Ты говоришь по-норвежски или по-иностранному? — спросил Малыш.
— Я говорю по-норвежскому, — ответил башмачник, — хотя я шведский. Но я живу в Норвегии уже девятнадцать лет и по-норвежскому говорю.
