— Не грустите тут, — сказала мама, и дверь за ней захлопнулась.
Малыш с Щепкиным стояли и смотрели в окно, как она уходит. Мама обернулась и помахала рукой, Малыш помахал в ответ. Он махал, пока она не скрылась из вида.
— Ну вот, остались мы совсем одни, — сказал Малыш Щепкину.
— Хотя бы не говори об этом! — взмолился Щепкин.
— Горшки с цветками тоже с нами дома, и диван, и стол со стульями, и картины, — начал перечислять Малыш.
— Здесь так тихо, — сказал Щепкин. — Стулья, картины и диваны — все помалкивают.
— Зато ты трещишь как сорока, — ответил Малыш. — К тому же тут совсем не тихо. И могло быть гораздо тише. Мне кажется, дом поскрипывает.
— Нет-нет, — заметил Щепкин, — это у тебя мозги поскрипывают.
— Вот сейчас скрипит на кухне, — сказал Малыш.
— Нет, — возмутился Щепкин, — это на чердаке или в подвале.
— Лучше бы у нас был ма-а-а-ленький домик, — сказал Малыш, — чтобы мы могли видеть всё, что в нём происходит.
— Филиппу тогда было бы трудно делать уроки, — проговорил Щепкин.
— Да, — согласился Малыш. — Всё, смотрим в окно, а про остальное забываем.
— Верно, — кивнул Щепкин.
— Теперь мы как будто бы тоже идём по улице со всеми вместе, — сказал Малыш.
— Хм, — хмыкнул Щепкин, — хорошо, тебе не надо башмаки натягивать, мы всё-таки дома сидим.
— Вон башмачник тоже сидит в мастерской и в окно посматривает. Наверно, тоже хочет не обувь чинить, а погулять с народом.
— Как я его понимаю! — сказал Щепкин.
— Скажи, он очень добрый! Одолжил мне тапки, и вообще.
— Да, — согласился Щепкин, — за тапки ему отдельное спасибо.
— Ты заметил, что он был очень расстроен?
— Ещё бы, — сказал Щепкин. — Всё оттого, что у него нет никакого меня.
— Какого никакого меня?
— Ну никакого Щепкина. Не всем, знаешь ли, в жизни везёт.
— Это правда, — кивнул Малыш, — но вчера он грустил не из-за этого, а потому, что мы не носим ему нашу обувь. Он же любит её чинить.
— Лично у меня башмаков нет, — сказал Щепкин, — но я тебя понял. Я вообще почти всё понимаю.
— Ты молодец, — похвалил Малыш. — А у меня идея!
— Я знаю.
— Пойдём наверх, посмотрим, — сказал Малыш.
— Вот так я и думал, — ответил Щепкин.
Для начала Малыш изучил свою комнату. У него обуви было немного. Зимние башмаки — совсем новые, к сожалению. Коричневые ботинки, в которых Малыш проходил всю осень, имели вид уже довольно старый. Малыш подковырнул стельку и — о радость! — увидел под ней маленькую дырочку. Малыш расплылся в улыбке.
— Эти можем отнести, — сказал Малыш, — а мои чёрные туфли слишком красивые и блестящие, их в ремонт не возьмут. Думаешь, он не обидится, если мы принесём только два ботинка?
— А не стоит ли взглянуть на обувь Филиппа? — предложил Щепкин.
— Ты думаешь, я сам об этом не подумал? — спросил Малыш.
— Как ты мог об этом не подумать? — сказал Щепкин.
Малыш захватил с собой коричневые ботинки и пошёл к Филиппу.
У Филиппа в шкафу много обуви. В зимних башмаках он ушёл в школу, но дома остались его крепкие тёмно-коричневые ботинки и выходные, подаренные в прошлом году. Прекрасными их уже не назовёшь, решил Малыш. На носках какие-то царапины и шероховатости и краска потёрта, а на одном сбоку словно бы шов разошёлся.
— Ну вот, — сказал Малыш, — обе эти пары мы тоже берём. Порадуется башмачник-то! В чём же нам их нести? Может, возьмём папин большой рюкзак? Он должен быть в спальне, последний раз папа ходил с ним в поход.
Малыш сходил за рюкзаком. Он, правда, был большой, даже слишком. Малыш сложил в него свои ботинки и две пары Филиппа, а места осталось ещё больше половины.
— Какой-то у него грустный вид, когда он не заполнен, — сказал Малыш задумчиво.
— Может, у папы с мамой тоже что-то найдётся? — подсказал Щепкин.
— Молодец, Щепкин, быстро соображаешь! — похвалил Малыш.
У мамы с папой в спальне были два отдельных шкафа.
— Начнём с папиного, — сказал Малыш и открыл шкаф.
Обуви тут оказалось — не сосчитать! Какие-то старые ботинки, в которых папа летом красил дом. Они были ужасные, все в краске и дырках. Да и выходные папины туфли оставляли желать лучшего, сморщенные какие-то, а зимние башмаки замятые и каши просят.
— Берём все! — скомандовал довольный Малыш. — Теперь мамины, и готово дело.
У мамы была пара старых домашних туфель очень грустного вида. Малыш запихал в рюкзак их и ещё одни туфли, которые ему не понравились. Теперь рюкзак был набит так туго, что еле застегнулся.
— Всё, можем идти к башмачнику, — сказал Малыш.
— Мы не можем, нам нельзя на улицу, — напомнил Щепкин.
— На улицу мы и не идём, — сказал Малыш. — Ты, кстати, вообще дома оставайся и смотри в окно, а я тепло оденусь и скоренько сбегаю.
Он оделся, поднатужился и вытолкал тяжёлый рюкзак за порог. Щепкин смотрел в окно, как он волочит ботинки к башмачнику. Ну и тяжеленная же ноша оказалась!
Ввалившись с рюкзаком к башмачнику, Малыш долго переводил дух.
— О, к нам юный друг. Он пришли навестить к старику башмачнику.
— Нет, я сегодня дома сижу, я простыл. А сейчас просто принёс тебе обувь в ремонт.
У башмачника полезли глаза на лоб, когда он увидел здоровенный рюкзак, под завязку набитый башмаками да туфлями.
— Здесь на мне работа много дней, — сказал башмачник. Он расставил обувь на длинной полке и всю её занял. — Весело, — сказал башмачник, — работаю много дней, а ты приходи за ними в субботу.
— Спасибо! — ответил Малыш, подхватил пустой рюкзак и побежал домой, и, когда мама вернулась, они с Щепкиным стояли у окна точно так же, как и когда она уходила.
— Вам показалось, что меня долго не было? — спросила она.
— Мне показалось, ты всё время была тут, — ответил Малыш.
— Малыш, ты даже не съел кусок пирога, который я тебе оставляла? — удивилась мама.
— Сейчас съем, — сказал Малыш.
Он сел за стол на кухне и рисовал, пока мама готовила обед, потом помог ей накрыть на стол. Когда папа вернулся с работы, Малыш помахал ему в окно и побежал открывать дверь, а потом дождался Филиппа и открыл дверь ему тоже.
