Однако Адриано взял Каролину за руку и развернул к себе.
– Чего я не знаю? – в его голосе звучала та же строгость.
– Она приходила в твой палаццо, когда ты был в Местре, – нашлась она, вспомнив действительный такой случай. – Это было давно.
– Почему ты не сказала? – изумился он.
– К чему это пустословие? Я не придаю значения общению с падшими женщинами, пусть и слишком надменными для своего статуса.
Достойный ответ. Но Адриано это отнюдь не успокоило.
– Каролина…
Услышав в интонации возлюбленного попытку оправдаться, Каролина решила избавить его от этой пытки и перебила его.
– Я понимаю, что у тебя была связь с ней, – она старалась сохранить спокойствие в голосе, но легкая дрожь не позволила ей держаться более достойно.
– У меня была связь с ней, но она осталась в далеком прошлом. Я не вижу смысла поддерживать ее тогда, когда жажду познать тело только одной женщины.
Ее уста затронула легкая улыбка. Однако в глубине души она прекрасно понимала, что, оказавшись рядом с доступностью Маргариты, Адриано может не удержаться.
– Тем не менее почтительным куртизанкам приглашение на такие вечера не требуется, ведь так? – он слышал, как из нее вырывалась обида и разочарование. – Резиденция Дожа ждет их и без пустых формальностей.
– Каролина, – в его голосе звучал обычный, спокойный и непринужденный тон, – ты должна понять одно: там не будет ни одного мужчины, который любит принадлежащую ему женщину. Ни одного мужчины, кроме меня. А это, можешь мне поверить, имеет ключевое значение.
Она услышала в его голосе долгожданную мягкость, которая и позволила ей на секунду успокоить свою пылкость.
– В чужую постель мужей уводит холод и уныние их жен, – продолжал изъясняться Адриано. – В объятиях куртизанки они ищут не только страсть, но и чуткость, эмоции, освобождение от оков подневольности. Подневольности не брака, а установленных правил. С тобой я не получаю лишь одного из всего этого, но это далеко не самое главное, – он снова взял ее за подбородок, нежно поглаживая бархатистую кожу, и посмотрел в печальные глаза.
Ее взгляд, полный любви и надежды, устремился на него, но тут же из этой ангельской невинности посыпались откуда-то взявшиеся ведьмовские искорки.
– И как раз это «не самое главное» и может стать решающим моментом этой ночи, а быть может, и наших отношений, еще таких хрупких и…
– Каролина… – он ощущал, как терпение истощается… – не говори глупостей!
– И, похоже, – упрямо продолжала она, – мне не избежать мучительной участи примерной жены, сидящей дома и дожидающейся своего охмелевшего и нагулявшегося мужа даже в том случае, если я выйду замуж по любви.
По ее губам скользнула горькая ухмылка. Она видела, как на его скулах забегали напрягшиеся желваки, но огненный взгляд карих глаз лишь подтверждал, что отступать он не собирался.
– Я не могу не пойти, – четко подчеркнул Адриано. – И куда подевалась твоя вера в любовь? – с недоумением спросил он.
– Испарилась при виде тех пресловутых венецианских куртизанок, которые не столько прекрасны, сколько нахальны в своем посягательстве на чужих мужчин, – спокойно ответила Каролина. – А у синьоров, как правило, не хватает мужества, чтобы отказать себе в низменных желаниях…
Она вела себя как полновластная жена, и это Адриано окончательно вывело из себя.
– Ты не имеешь права разговаривать со мной в таком тоне! – вырвалось у него. – Я прибуду тогда, когда сочту нужным! В палаццо еще гостюет твоя тетушка. И если ты мне не доверяешь, то можешь отправиться с ней во Флоренцию!
Нет, я не то сказал! Я совсем не то сказал… Ему хотелось вернуть глупую ситуацию вспять, но было уже поздно. Все, что сделала Каролина, прежде чем скрыться за дверью: обернулась и присела в реверансе, с учтивостью чуть наклоняя медово-золотистую головку.
– Как изволите, сенатор. Надеюсь, вы найдете в себе силы простить мне мое непристойное поведение! – с этими словами, не глядя ему в глаза, Каролина направилась к двери, желая удалиться.
– Нет-нет, погоди, Каролина, – он успел ухватить ее за руку, и она послушно вернулась в кабинет. – Прости меня! Я перегнул палку.
Он видел, как ее глаза наполнились слезами, но она отвернулась, чтобы не показывать их.
– Ты должна мне верить, иначе как сможет существовать любовь?
– Я верю, – пролепетала она и все же удалилась.
Но за дверями Каролина сразу же остановилась и облокотилась о лутку, уверенная в том, что он не выйдет следом за ней. Прозвучавший грохот по ту сторону от двери заставил ее тут же отпрянуть, – Адриано в гневе со всей силы ударил рукой по своему столу и наверняка чертыхнулся. Каролина огорченно опустила голову. Она же не может допустить того, чтобы пренебрегали ею самою и ее чувствами так, как делают это все мужчины со своими женами. И если сейчас она не проявит свою волю, то потом он слышать ее уже не захочет. Хотя, быть может, он не сделает этого ни сейчас, ни потом.
Шикарно убранная зала резиденции Дожа буквально пестрила блистательной роскошью и откровением соблазна. Предлогом, под которым мужи собрались в одном кругу в столь неформальной обстановке, послужило обсуждение последнего конфликта Венеции с Турцией, а также объявление о помолвке наследника венецианского патриция со знатной римлянкой. Услышав о состоявшейся в его отсутствие помолвке, Адриано изумился: в последнее время браки венецианцев с римлянами стали нередкими. И в этом просматривалось желание магистратов Венеции укрепить свои позиции ближе к Ватикану, где принималось подавляющее большинство международных решений.
Однако обсуждение всех важных государственных вопросов отодвинулось на задний план по мере прибытия в палаццо танцовщиц и куртизанок. Что, впрочем, неудивительно: знати необходим был лишь повод для того, чтобы собраться на рауте и отдохнуть. Развлечения интересовали венецианских аристократов куда больше, чем любые иные мероприятия.
– Безгрешная жизнь полна уныния, а уныние съедает нашу душу не менее чем прелюбодеяние, – со смехом промолвил кардинал, прижимая к себе хрупкий стан яркой куртизанки. – И если первое уничтожает нас полностью, то второе дает удовольствие, прежде чем уничтожить.
Бурный смех окружающей его толпы растворил в себе звучавшую в зале музыку. Адриано с улыбкой бросил взгляд на распутство, восседающее на троне самого Дожа: откровенно одетые женщины вились вокруг венецианских мужей, словно змеи, впрыскивая в их уста смертельный яд. А эти самые доблестные мужчины, блиставшие в боях с противником смелостью и отвагой, сейчас, словно цыплята, одурманенные отравой, слабели перед соблазном, которым опутывали их вызывающие блудницы. О представителях духовенства и говорить нечего: некоторые из них, опитые вином, готовились предаться прелюбодеянию, едва не распластавшись на оттоманках, расставленных по углам залы.
