– Вы все приготовили к вечеру?
– Да, ваша милость.
– Не забудьте направить гондолу с носильщиками, чтобы встретить Матильду.
– Да, ваша мило…
Последние буквы Урсула проглотила и ошеломленно посмотрела на дверь, в которой появилась блистающая Каролина. Адриано обернулся и замер, переводя дух: возможность лицезреть эту женщину вызывала в нем легкое замешательство. Его уста расплылись в восторженной улыбке, и на какой-то момент он задержал дыхание, рассматривая великолепие своей возлюбленной.
Разве он сомневался в том, что она будет неповторимой сегодня? Отнюдь! Но разве мог он предположить, что ее великолепие превзойдет все его ожидания?
Адриано жадно поглощал взглядом каждый дюйм ее прелестнейшего облика… О, как она аккуратно ступала… нет… плавно плыла навстречу к нему, пронзая своим голубоглазым взглядом и окрыляя этой дивной улыбкой! Она безукоризненна! Она прелестна! Она божественна!
Оглушительный грохот собственного сердца помешал Адриано озвучить сиюминутный комплимент, и, глубоко вздохнув, подавляя в себе бурный поток восторга, он сделал шаг навстречу любимой, чтобы подать ей руку.
– Сдается мне, сегодня я – покорный слуга самой императрицы. – Наконец она дождалась его восторга и ощутила щекотливое касание его губ к своим нежным трепещущим пальчикам.
Его слова разбудили в глазах Каролины огонек восхищения.
– Я польщена, – только и смогла прошептать она.
Как и прежде, в подобном романтическом образе она и впрямь перевоплощалась в наследницу королевских кровей, держащую себя достойно и величественно, изредка несколько жеманничая, но в остальном всем своим видом выставляя напоказ осознание своего роскошного образа.
Каролина взяла под руку Адриано и, больше не решившись произнести ни слова, они прошли к выходу. Парадная гондола, ожидавшая их у подножия палаццо, имела довольно пышный вид: с украшениями из цветов, дорогих тканей и бархатных подушек. Балдахин из бордового вельвета, битый парчой и золотистыми нитками, накрывал лодку, придавая ей богатой изысканности.
И только оказавшись напротив прелестной Каролины, Адриано осмелился поднять на нее свой полный робкого восхищения взгляд. Ее глаза, отражавшие в себе насыщенный цвет атласа, облачавшего ее стройный стан, сегодня казались и вовсе бездонными, словно бесчинствующая гладь Адриатики. Растерянность взора и взволнованное дыхание полуоткрытых алых губ лишь раскрывали преувеличение значимости этого вечера в душе юной синьорины. Ей нетерпелось предстать перед венецианским обществом, и Адриано понимал это. Однако все это ему казалось никчемным в сравнении с тем, какие изменения могут настигнуть этим вечером их отношения.
– Немногим позже я поведаю обо всех знатных венецианцах, приглашенных на свадьбу, – пожелал ее подбодрить Адриано, однако нашел свой голос крайне неуверенным и смолк.
Хотя сама Каролина заметила, что и он поразительно волнуется, вплоть до дрожи в руках… Ей показалось это странным: он всегда умел держать себя, порой в минуты даже самого сильного негодования. Хотя… нельзя не признать, что в подобные мгновения вокруг него сгущался вихрь, охватывавший всех и вся. Но даже тогда в его взгляде торжествовало некое превосходство, эдакая помпезная мужественность.
Сейчас же его сердце глухо билось в легкой тревоге, на эхо отзвука которого так ясно отзывалась ее собственная душа.
– О, да! Я именно об этом хотела вас попросить, сенатор, – ответила с улыбкой она, заискивающе глядя на мешающего их непринужденной беседе гондольера.
С тех пор как их отношения претерпели изменения, ее не переставала злить преследующая их прислуга, ибо они были первыми источниками сплетен в округе.
– Каролина, – сказал полушепотом Адриано и пригнулся к ней поближе, – ты можешь обращаться ко мне по имени, все-таки ты пребываешь в моем доме, и об этом известно обществу… Не забывай, что венецианцы невероятно хитры и все толкуют по-своему. Поэтому излишняя деликатность может вызвать уйму вопросов, которых нам следует избежать.
Каролина опустила глаза. От того, как они представят сегодня свои отношения в обществе, будет во многом зависеть их принятие в венецианской элите. Понятное дело, показывать себя безоблачно влюбленными друг в друга – значило окружить себя сплетниками, словно коршунами. А того и гляди, духовенство и вовсе обвинит их в откровенном распутстве. Однако, если не отрицать их вымышленную родственную связь, то неизвестно, чем это закончится в дальнейшем. Или же… быть может, сенатор не намеревается в ближайшем будущем объявлять о помолвке. Ох, голова кругом от этих мыслей!
– Адриано, в данных вопросах я полагаюсь полностью на тебя, – тихо произнесла она. – Но мне надобно знать, в каком свете я сейчас предстану перед Венецией.
– Милая, тебе это уже известно. Ты – флорентийка, моя дальняя родственница. Тебе здесь невероятно подходит климат, что лучше отражается на твоем здоровье. Это все, что тебе стоит поведать венецианцам, а тебя, поверь мне, будут сегодня засыпать расспросами, многие из которых предстанут в каверзной форме. Лучше отвечать уклончиво и многозначительно, оставив возможность венецианцам фантазировать на эту тему. Так или иначе сплетен нам не избежать.
– Хорошо, я поняла, – он заметил, как из ее губ вырвался протяжный вздох. – Хотелось бы обойтись без пустых пересудов, иначе неизвестно, как это отразится на нас.
– Не стоит сейчас беспокоиться по этому поводу. Пустословие – грех тех, чьи уста обременены слетающей с них грязью, как доказательство внутренней сущности людей, на которых, увы, нам не суждено каким-либо образом повлиять. Молю тебя, пленительная Каролина, не терзай себя волнениями по этим причинам, – он посмотрел в ее пьянящие глазки и улыбнулся, утопая в их омуте. – Господи Всевышний, как же идет этот цвет платья твоему лазурному взгляду!
Последние слова он выдохнул с восхищением, на которое Каролина ответила ослепительной улыбкой.
Мимо проплывающая гондола заставила синьорину устремить на нее свой беспечный взор, наполненный одурманенным чувством восторга, который тут же оказался беспощадно развеянным осуждающими взглядами двух шушукающихся синьорин, пристально, не стесняясь сенатора, рассматривающих венецианскую гостью. В их глазах скрывалась некая надменность, словно протестующая против попытки чужеземки украсть из их владений нечто сокровенное. Для Каролины не являлся секретом тот факт, что после смерти супруги Адриано стал завидным женихом, длительное время не решающимся на очередной брак. Поэтому она готовилась к тому, что именно эта половина знатных дам, жаждущих интриг и сплетен, сегодня будут мерить ее взглядом, словно воровку.
И эти две синьорины бесстыдно поедали алчными глазами проплывающего мимо сенатора и его спутницу. Адриано замечал, но по-мужски игнорировал это, чего не могла себе позволить сама Каролина. Поэтому она сиюминутно решила: если дамы так жаждут усладиться бурлящими пересудами о развитии отношений сенатора Фоскарини со своей гостьей, синьорина Диакометти позволит себе «помозолить» их завистливые глазки. И это вопреки ее опасениям пустых сплетен!
