– Правда, существует одно «но», – Адриано остановился у парадной двери. – Никто не знает о том, что произошло. Я собрал всех, ничего не поясняя. Поэтому слезы и причитания, моя дорогая, неизбежны! Будь готовой удержать напор этого потока.
Стражник, стоявший у двери, почтительно склонил голову и распахнул перед супругами двери. На шум из вестибюля со стороны кухни выбежала Палома. Матильда и Лаура мирно беседовали на канапе, а Витторио с важностью расхаживал по гостиной. Все это остановилось и замерло перед сияющими Адриано и Каролиной, когда гости с ожиданием устремились к ним.
– Почему вы так рано явились во дворец? – спросила Палома, стараясь сдержать в себе порывы наброситься на хозяйку со всеми вопросами, которые скопились в ее голове. – Неужто празднество свадьбы уже окончилось?
Почему они так рано дома? Неужели кормилица не заметит перстень на пальце хозяйки? Каролина нарочно подняла левую руку, якобы поправить прическу и все присутствующие заметили, как в лучах горящих лампад сверкнул солитер.
– О, слава Иисусу Христу! – воскликнул неожиданно Витторио. – Неужели вы помолвлены?
– Нет, Витторио, – смехом ответил Адриано, – мы не стали тянуть время и уже обвенчались. Собственно говоря, по этому поводу вы сегодня и приглашены.
На лицах четы Фоскарини сияли такие счастливые улыбки, что сомневаться в сказанном было бы глупо, – настолько очевидными были слова Адриано.
– Господи… – с потрясением вымолвила Палома и, прикрыв платком лицо, шагнула назад.
Ей не верилось, она надеялась, что это неправда, но убирала руки от лица и опять видела на пальце Каролины перстень.
Урсула же не могла вымолвить ни слова, а только изумленно рассматривала безумно счастливых влюбленных. Для нее мир померк одновременно с мерцанием этого камня-солитера.
Матильда встала с дивана и устремила разъяренный взор на сенатора.
– Что означает, обвенчались? – сердито выдавила она из себя. – Неужто, сенатор, вы набрались наглости и силком потащили мою племянницу под венец?
– Тетушка, я сама этого хотела. И уже давно, – несмело произнесла Каролина, ожидавшая именно такой реакции Матильды, чувствовавшей на себе всю ответственность за нее.
– Так все это правда, Адриано? – спросил Витторио, надеясь не разочароваться в обмане.
– Да, Витторио, – произнес дрожащим голосом Адриано, едва сдерживая в себе порывы крика. – Мы обвенчались сразу же после молодоженов. Об этом не знает никто, кроме служителей церкви и вас.
– Мы поздравляем вас, дорогие наши! – радостно воскликнул Витторио и крепко обнял Адриано.
Палома медленно приблизилась к своей «вскормленной» дочери и со слезами на покрасневших глазах тихо спросила:
– Это… правда?
Каролина нежно обняла кормилицу и прошептала ей на ухо:
– Истинная правда, моя дорогая.
Та еще больше разрыдалась и прижалась к Каролине.
– Как же мы ее упустили, синьора? – залилась рыданиями Палома и бросилась к Матильде.
Но та, отчасти оправившись от потрясения, посмотрела на сияющие лица молодоженов.
– Мы ее не упустили, – с улыбкой ответила она. – Мы отдали ее в надежные руки.
Она расцеловала Каролину.
– Но вот за то, что вы не получили моего благословения, вам придется, мои дорогие, еще получить от меня взбучку.
Адриано принял объятия от Матильды.
– Тогда сюрприз для Каролины был бы испорчен, – объяснил он. – Я не мог этого позволить.
– Ох, сенатор, не лукавьте! – с иронией в голосе отметила Матильда. – Знаю я вас, мужчин. Вы просто не дали ей времени на размышление, которое могло бы изменить ее решение.
Адриано лишь раскатисто рассмеялся, не став спорить с тетушкой. И в этом смехе трудно было не ощутить отголоски неистового счастья. С объятиями поспешила и Лаура, осыпая Каролину и Адриано поцелуями.
Палома вытерла мокрые щеки и подошла к сенатору, пытаясь казаться невозмутимой, и присела перед ним в неуклюжем реверансе.
– Надеюсь, сенатор, что вы позаботитесь о Каролине, – произнесла хриплым голосом она, пытаясь сдержать в себе рыдания. – И не дай Бог вам обидеть ее!
Это прозвучало гордо и сдавленно, и Адриано попытался сдержать улыбку в себе, чтобы не расстроить бедную кормилицу своим безудержным смехом.
В тени оставалась лишь изумленная Урсула, которая уж и не знала, сможет ли теперь она существовать в этом доме, когда самозванка Диакометти стала полноправной хозяйкой? И почему только Маргарита бездействует в этом бардаке? Служанка развернулась, чтобы уйти, но сенатор окликнул ее.
– Погоди, Урсула! – она остановилась. – Я хочу, чтобы ты это тоже слышала.
Горничная с волнением смотрела на сенатора.
– Поскольку никто из местной знати не знает о сегодняшних изменениях, постигших нашу жизнь, – промолвил Адриано, – попрошу всех и каждого из вас сохранять сие событие в тайне. Совсем скоро у нас будет пышное празднество по этому поводу, а пока я прошу не распространяться. Полагаю, это является ясным для вас?
Фоскарини посмотрел на свою горничную испепеляющим взглядом, словно ясно говорил ей: «Я знаю, что сплетни из моего дома распространяешь именно ты». Урсула покорно склонила голову и пролепетала:
– Да, ваша милость.
Нижнее платье, совсем новое, пошитое под ее роскошное платье, едва скрывало ее прекрасные формы под полупрозрачной легкой тканью. Адриано с нетерпением подошел к ней и коснулся устами ее уст так легко, что ей показался этот поцелуй воздушным. Он не знал, откуда в нем берутся силы, чтобы еще удерживать свое изможденное от воздержания тело, рвуще еся распластать бедную Каролину под напором своих движений. Но Адриано понимал, что если хотя бы немного позволит себе грубости по отношению к ней, такой смущенной и покорной, то не просто обидит Каролину, а оставит в ее душе массу неприятных воспоминаний, и потом она будет лишь испуганно таращить на него свои глазки и пятиться назад, когда он возжелает ее. Поэтому Адриано сдерживал вырывающуюся из него мужественность в себе.
– Ты боишься? – тихо спросил он, легонько поглаживая ее бархатистую кожу.
– Гораздо более мне любопытно, – так же тихо ответила она и при свете свечей увидела его легкую усмешку.
Ее юбки всегда скрывали от его глаз бедра, но сейчас он с усладой отметил, что напрасно ее считал чрезмерно худенькой – округлости ее форм вполне аппетитны.
Неожиданно для нее, полупрозрачное одеяние скользнуло по ее телу упало к ногам. Каролина ощутила смущение и стыд, ей хотелось тут же натянуть на себя этот беспомощный кусок материи, но она лишь слабо возразила:
– Но… так ведь нельзя…
Существовало мнение, что супруги должны оставлять на себе одежды даже в мгновенья близости, ибо ничто таким грешным не считалось, как человеческая плоть.
