За всю дорогу Адриано ни разу не обернулся, чтобы увидеть, как безжалостно ее трясло в телеге. Безусловно, его голова занята лишь мыслями о мнимом предательстве, в котором кто-то и почему-то сенатора так надежно заверил.
Адриано беспощадно хлестал лошадей по бокам, словно пытаясь заставить их взлететь над землей, дабы ускорить нелегкий момент расставания. Расставания навсегда с женщиной, окрылившей его и уничтожившей своим появлением в его жизни. Его злоба, вымещенная касаниями хлыста на бедных животных, искала выход для своего извержения. Он непременно забудет о ней, и для этого ему понадобится лишь время.
Показавшаяся на горизонте церковь заставила Каролину слабо вздрогнуть. Вероятнее всего, что это не церковь, а монас тырь, – он стоит на пустыре и вблизи не видно ни одного дома. Бедные монахи, – они лишены всех радостей жизни, способных осветить тусклые будни. Ей и представиться не могло, что значит жить в заточении.
Их телега сравнялась с монастырем и слегка приостановилась. Каролина это ощутила не сразу, но, заметив, что они обогнули монастырь и подъехали к его огромным воротам, почувствовала, как больно кольнуло сердце. Зачем он остановился здесь? Дай Бог, чтобы немного передохнуть и покормить лошадей. Возникшие мысли позволили Каролине ощутить небольшое облегчение, но какая-то тревога не покидала ее.
Ворота распахнулись, и появившаяся монахиня помогла Адриано завести лошадей во дворик. Осмотреть двор и помещение не представлялось возможным, ибо вокруг стояла поразительная темнота, а факел в руках Паломы, освещающий им всю дорогу, словно по велению, начинал угасать. Ах да, встретившая их инокиня поспешила найти другой источник света и подоспела к прибывшим путникам.
Каролина продолжала упорно сидеть в телеге, ожидая вердикта от своего благоверного мужа. Но он о чем-то шептался с монахиней, даже не поворачиваясь в сторону своей супруги. Затем Каролина услышала звон монет, брякнувший в руках монахини, которая тут же сокрыла кошелек под своей рясой.
– Зачем мы здесь остановились? – шепнула Палома Каролине, надеясь, что та объяснит ей их остановку в монастыре.
– Почем мне знать? – так же тихо, но внешне безразлично ответила Каролина, не желая вслух даже высказывать предположения, что они могут остаться здесь.
Увидев приближающегося к ним Адриано, женщины стихли и с ожиданием посмотрели на него.
– Забирайте свои вещи и следуйте за сестрой Елизаветой. Она предоставит вам кров и расскажет о том, что вас ждет далее, – подавленным и уставшим голосом произнес сенатор.
Изумленные глаза Каролины, еще мокрые и опухшие от слез, в свете уличной свечи пронзали ту частичку его сердца, которая так стремилась простить ей все! Она не желала понимать, что именно он имеет в виду, но потом только изумленно раскрыла губки, из которых вырвался возмущенный стон.
– Адриано… я не понимаю… Что ты хочешь этим сказать?.. – выдохнула она, почувствовав, как трепещет измученное сердце, уставшее от скитаний и боли.
– Вы останетесь здесь, синьорина! – словно приговор произнес Адриано.
Она с невероятным трудом слезла с повозки и, почувствовав землю после невыносимой тряски, постаралась твердо стать на ноги. Адриано испытал привычный порыв помочь ей, но тут же опомнился, хотя его гордость сокрушали и жалость, и любовь. Палома слезла следом за хозяйкой и презрительно посмотрела на сенатора.
– Ты не можешь оставить меня здесь, Адриано, – произнесла со слезами на глазах Каролина. – Не можешь осмелиться на это!
– Как видите, синьорина, осмелился, – с ухмылкой ответил сенатор и спокойно продолжал. – Еженедельно к вам будет приезжать от меня посыльный, справляться о вас и привозить деньги на содержание.
– Адриано, лучше арестуй меня, но не оставляй здесь! – воскликнула отчаянно Каролина.
По покрасневшим от волнения щекам Каролины катились слезы, но она даже не шелохнулась, чтобы вытереть их. Но на его лице не дрогнула даже жилка.
– Это самый лучший способ наказать вас, синьорина, – ответил с легкой усмешкой он. – Здесь вас научат быть благодарной за полученное добро. А если уж совсем благочестиво научитесь себя вести, через время осуществится ваш постриг, и я непременно понаблюдаю за этой картиной, когда ваша свобода, синьорина, так же исчезнет из вашей жизни, как и я.
– Как ты можешь так жестоко поступить Адриано? – взмолилась она, хватая его за руку, словно за возможность спастись.
– В этом вы для меня стали примером, моя дорогая, когда решились на более весомую жестокость, чем я! – дерзко ответил он и безжалостно отбросил ее в сторону, словно бродячего щенка.
Неожиданный звон в ушах и затмившие ее взгляд черные точки вызвали у Каролины необъяснимое чувство страха. У нее закружилась голова, и она наверняка упала бы, не подхвати кормилица свою хозяйку за руки. Сердце Адриано в какой-то миг дрогнуло, и он хотел было броситься к ней, но тут же остановил себя мыслью, что ее недомогание притворно. Он смотрел, как Палома махала платком перед лицом Каролины и испуганно говорила:
– Что с вами, синьора? Вам дурно? – и тут же осуждающе посмотрела на растерянного Адриано. – Пусть вам пусто будет за ваше бездушие, сенатор!
– О, нет, Палома, я справлюсь, – ответила томно та и убрала руки кормилицы от себя, давая понять, что она может вполне самостоятельно передвигаться. – Должно быть, сказались нервы за сегодняшний день. Это усталость.
– Вам позавидовали бы флорентийские комедианты, которые тешат своим актерским талантом всю Европу, – притворно смеясь, промолвил Адриано.
Каролина посмотрела на него и как-то ехидно улыбнулась.
– Сдается мне, сенатор, вы сходите с ума, – в голосе синьорины прощупывалась дерзость, позволившая ей совладать с собой. – Палома, возьми наши сундуки, если уж нам велено жить тут, мы обязаны подчиниться сенатору Венеции, – она присела в реверансе и почтительно опустила голову. – Простите за беспокойство, сенатор Фоскарини, мы больше не появимся вам на глаза.
В сердце Адриано появилась откуда-то взявшаяся тоска, но он принял это за минутную слабость. Каролина взяла за ручку свой сундук, сделала несколько шагов в сторону монастыря, протащив его по земле, но в самый последний момент обернулась. Взяв из руки сестры уличную свечу, она приблизилась к Адриано, испытывая поразительное желание испепелить его своим взором, и промолвила:
– Желала бы я видеть тот момент, когда до вас дойдет истинное положение дел, и вы будете рвать волосы от обиды на своей безумной голове. И в скором времени я питаю надежду увидеть вас у своих ног, скрутившегося от осознания собственной вины. И знаете что? – она приблизилась к его уху устами. – Я прощу вас, хоть вы и не достойны этого!
В это мгновенье он, внезапно для самого себя, сделал шаг вслед ей, схватил за руку и обернул к себе. Они пронзили друг друга глазами, полными неистовой ярости, глубокой скорби и любви, так ясно играющей бликами полыхающего огня. Ей на мгновенье показалось, что он сию минуту заключит ее в свои нетерпеливые объятия. Но он бездействовал, и лишь блеск в глазах отражал всю безудержную боль, разрывающую его изнутри.
